С августа 1973 года по август 1989 года, т.е. целых 16 лет мне довелось работать в Прункульской сменной средней школе Страшенского района Молдавской ССР. Школа была подведомственна МВД МССР. Даю столь полное определение, так как мне очень приятно все то, что напоминает о моей молодости.
В тот момент мне было 28 лет, и я уже целый год отработал по распределению учителем физики в школе в поселке городского типа Ниспорены.
Ниспорены расположены в нескольких километрах от села Долна (в советское время Пушкино). Учитывая масштабы населенных пунктов, следовало бы сказать наоборот, однако все же Долна более известна, особенно пушкинистам. В этом селе в Ниспоренских Кодрах в 70 км от Кишинева находится усадьба знатной бессарабской боярской семьи Ралли-Арборе, предки которых были сподвижниками Штефана чел Маре. В имении неоднократно бывал и даже останавливался на длительный срок (около двух месяцев) во время своей ссылки в Бессарабию А.С. Пушкин. Места эти, без преувеличения, очень живописны. С холма, открывается прекрасная панорама самого села, утопающего в зелени и тиши древних Кодр. В парке возле усадьбы установлен памятник поэту работы скульптора Олега Комова. Рядом, в Кодрах находятся памятные для пушкинистов места: «Источник Земфиры» и «Поляна Земфиры». Здесь некоторое время Александр Сергеевич жил в цыганском таборе, что вдохновило его на создание поэмы «Цыгане» Говорят, что дочь цыганского барона красавица Земфира, которой увлекся поэт, вдохновила поэта к написанию ряда бессмертных стихов в этот один из наиболее плодотворных периодов его творчества. Если доведется вам там побывать, то местные жители непременно покажут куст, под которым совершил свое очередное, с учетом обширного донжуанского списка, грехопадение великий поэт. А его мимолетная пассия, цыганка, вошла в русскую литературу. Было ли имя Земфира настоящим ее именем, судить не берусь, но аборигены свято в это верят, ссылаясь на рассказы своих предков. По их рассказам, роман был бурным, т.е. все протекало страстно и быстро, как и должно быть в молодости у поэта, особенно, если в его жилах течет горячая кровь абиссинских негусов.
Поговаривали, что в селе Шишканы, тоже неподалеку от Ниспорен родилась «прекрасная» Елена Петреску, впоследствии Чаушеску. К этим рассказам я относился, как бы это определить поделикатней, со скептическим интересом. Но документальных или хотя бы «печатных» доказательств тому я не видел. Более того, достоверно известно, что Елена родилась в валашском селе Петрешти(ы) недалеко от Бухареста в крестьянской семье. Чем объясняется этот местный миф мне понять трудно, вероятно ниспоренцы ценили харизматичность и волю (известно, что расстрельную команду в Тырговиште она послала в задницу) полуграмотной, не окончившей средней школы президента Академии наук и «Великой Матери Румынии». Недаром же часто сам Великий Кондукатор, Дунай Мысли и Гений Карпат, всесильный диктатор Николае Чаушеску советовался со своей женой и практически всегда поступал так, как рекомендовала ему его красивая и волевая супруга. (http://www.superstyle.ru/21dec2006/chaushesku?print=1)
Год, прожитый в Ниспоренах, не прошел даром, т.к. историей я интересовался и природу любил. Вспомнить есть что! Однако я скучал и рвался в свой родной Кишинев. Через год удалось открепиться. Однако устроиться на работу в системе просвещения в Кишиневе быстро не получилось. Тогда я подал документы на среднемашевский завод «Мезон» (там была неплохая зарплата). Но туда требовался допуск, кроме того, была серьезная проверка принимаемых на работу сотрудников. В ожидании ответа решил отдохнуть. Благо отпускные (аж целых 270 целковых) были в кармане. С такими деньгами можно было вполне отдохнуть в Ялте, что я и сделал. Через 15 дней вернулся.
А вечером, когда вся семья была в сборе, младший брат, хитро улыбаясь, сообщил мне: «Отец нашел тебе работу». Сделал паузу и с хохотом добавил «в тюрьме!». Немая сцена. Я вопросительно посмотрел на отца. Отец объяснил, что встретил своего друга и дальнего родственника, с которым довелось работать еще в 30-е годы в школе в Балтинском районе (тогда г. Балта был столицей Молдавской Автономной ССР в составе Украины). Друг был завучем, а отец директором школы. Впоследствии они встретились в Министерстве внутренних дел. Отец был начальником отдела детских колоний, а бывший завуч, сделав феерическую карьеру, стал первым заместителем министра. Разговорились. Волощук (такова была фамилия замминистра) поинтересовался семьей, в том числе и мной. Отец описал ситуацию, включая и то, что я хотел бы работать учителем физики, так как окончил физмат Кишиневского университета. Замминистра поинтересовался, а не хотел бы я работать в спецшколе для заключенных в Прункуле. Там всегда был дефицит преподавателей, и это было постоянной «головной болью» МВД МССР. Удивительно, но про эту школу я уже много чего слышал, так как двое моих сокурсников с математического отделения подрабатывали там, будучи студентами 5-го курса.
Я с радостью согласился, так как, в тогдашнем моем представлении, это была некая «республика ШКИД». Работая там, можно было встать рядом с выдающимися педагогами! Я воображал себя вторым Макаренко или Песталоцци! Одним словом, в этом виделась какая-то романтика! Да и зарплата там была выше, чем в обычной школе! Уже потом я понял, что это не совсем так или совсем даже не так.
И вот я в «Зоне». Щелкнули с грохотом за мной три двери на КПП, затем еще одна металлическая дверь в предзоннике. Внутри периметра двухэтажное серое здание. На втором этаже школа. Классы светлые и вполне чистые. Смущали лишь решетки на окнах.
В зону меня завел завуч и представил директору. Директор, близоруко щурясь, просмотрел мои документы и сказал: «А вы не сбежите от нас, когда найдете работу в городе?» «Нет» — не очень уверенно произнес я.
Директор представил меня коллегам. Объяснил мои функции в работе помимо школы. Каждый учитель имел еще одну обязательную нагрузку, был членом воспитательного совета отряда. Я попал в 3-й отряд. Через десять минут на слегка дрожащих ногах я уже шел в этот отряд «заканчивать набор в школу». Был август, самый конец, 23 число. Я шел, проклиная тот миг, когда согласился работать в этих «ужасных условиях». Стриженые затылки, грязные ногти, плохо выбритые физиономии достойные пера Чезаре Ламброзо. Робы черного или темно синего цвета с написанными на них хлоркой фамилиями и номерами отрядов — все это произвело на меня удручающее впечатление. Тогда я еще не знал, какое же я произвел впечатление на «зэков», которых моя коллега учительница химии ласково называла «зэкульчиками». При этом она весело смеялась, сверкая золотыми коронками. Я был поражен смелостью этой женщины. Себе я дал слово, что если мне сегодня удастся выйти из этой зоны живым, то ни один зэк меня в этом Прункуле больше не увидит. От испуга я не мог даже профессионально присмотреться к своим будущим ученикам, оценить их образовательный уровень, степень культурности, склонность к гигиене и пр. Хотя, я старался не обнаружить страха, держался бодро-весело, говорил громко и даже щегольнул несколькими выражениями из блатного лексикона (фени), который теперь на пространстве бывшего Союза стал для многих, особенно для молодежи, вполне нормативной лексикой. Кстати, далее объяснять и переводить слова с «фени» я не стану! Они достаточно понятны, а тем утонченным индивидуумам, которым они незнакомы, не рекомендую и читать этот рассказ!
Некоторое время спустя я узнал, что первое впечатление у «зэков» обо мне сложилось вполне терпимое. «Прикид» у меня по тем временам был «ништяк». Джинсы, настоящий «Levis» — тогда они были редкостью, на ногах кроссовки «Adidas», которые тоже мало у кого имелись (1973 год ведь). На джинсах фирменный из великолепной отделанной кожи пояс «Lord». Приталенная рубашка с длинными рукавами, модно подвернутыми на 2 оборота. Во рту хищно (как у Паниковского) поблескивала золотая коронка. «Масть» они сразу определить не смогли. По раскладу вроде «мужик», но по одежде нет. Сигареты с фильтром расстреляли очень быстро. Впоследствии, когда я приходил в зону очень уж по-пижонски одетым, Володя Ридный, по сроку и по кличке «Червонец», обычно говаривал, смотря на меня с укоризной: «Кончай блатовать! Живи «мужиком»».
Подошел начальник 3-го отряда лейтенант Бердичевский С.Е., ныне отставной подполковник МВД (локотенент-колонел по-нынешнему). В настоящий момент, Семен Ефимович начальник автошколы, расположенной на улице 31 августа. Начался набор, очень напоминавший примитивную вербовку. Зэкам показывали подзаконный акт об обязательном неполном среднем образовании, а тем, кому не было 40 лет — об обязательном полном. И начиналась борьба. Каждый старался «отвертеться». В ход шли резоны из одного и того же набора. Но зэков в кабинет вызывали по одному, а нас было много. Посулы учителей — «дескать, мы тебе поможем быстрее уйти на «химию» (то есть на стройки народного хозяйства), сменялись вопросами начальника отряда типа: «А когда там у тебя свидание?» или «Когда ждешь посылку?», «Как выполняешь норму?» (как легко можно понять, что и свиданий и посылок начальник отряда мог запросто лишить.) и зэк сдавался, выбирал наш не очень сладкий пряник.
Наконец, долго затянувшийся первый рабочий день закончился, и я поехал домой. От Прункула до моего дома езды не более получаса, но транспорт шел тогда только до улицы Полтавской (ныне Bariera Sculeni), потом надо было полчаса идти пешком.
Отец дома спросил: «Ну, как?» Мой ответ: «Ноги моей там больше не будет» очень его рассмешил. Он тут же предался воспоминаниям о своем первом «заходе» в зону, а затем сказал: «Поговорим об этом через 2 недели».
Две недели не понадобились, так как дней через пять я уже вполне освоился, мог дать «оборотку», с «петухами» говорил нормально (как положено педагогу), но дистанцию держал не менее трех шагов (по-зэковски), но потом от этого из гуманных соображений отказался. Кое-кого из этих несчастных «опустили» не разобравшись, т.е. «несправедливо», но обратной дороги у них уже не было. Этот новый для меня мир был суров и жесток. «Хорошие ребята» показали на всех известных им «сук». Потом, много лет спустя, во времена националистического угара в 1989 г., я видел этих мерзавцев в рядах демонстрантов-патриотов. Они кричали: «Чемодан-вокзал-Россия» и другие столь же актуальные в тот момент лозунги! Не хочу утверждать, что там все были такие, но присутствие этих генетических провокаторов демонстрации не украшало!
У меня появилась первая «погремуха» (кличка) — пан Гималайский (некоторое сходство, согласен, имеется), а для обращения ко мне — «Фёдрыч» (Фёдорович, стало быть). Хорошие отношения сложились с «режимником», он же в это время был и «кумом», так как исполнял обязанности оперативника. «Куму» обычно стучали, причем, как я потом узнал, не только ссучившиеся зэки…
Но моя дружба с Александром Петровичем Демьяненко базировалась только на взаимном уважении. Бывший моряк, человек богатырского телосложения и добрейшей души, обладал энциклопедическими знаниями, хотя и не имел систематического образования. Хотя, что могу я знать о высшей милицейской школе в Киеве, которую он закончил!? Быть может, это и был последний оплот системности и энциклопедизма в канувшем в лету СССР? Даже зэки говорили, что с Демьяненко «не в падлу» выпить водки «на воле». В общем, работа и повседневная жизнь налаживалась.
Но с самого начала надо мной висел иной «дамоклов мечь». Расписание было следующим. Шесть дней по четыре урока. Но на первый урок «зэки» не являлись в принципе, так как не успевали закончить ужин, а с 4-го уходили, так как им нужно было успеть на вечернюю проверку, а до этого еще сделать все дела, иногда, действительно, очень нужные. Это в утреннюю смену. Если уроки были в вечернюю смену, то необходимо было сделать какие-то другие неотложные дела. Одним словом, два урока кое-как проходили, хотя на них являлось только половина класса, да и то с опозданием. Причем 10 минут за опоздание не считалось, 40 минут считались, но, слава Богу, что вообще приходили. Работалось не трудно, но как-то очень нервно. Кроме того, я очень беспокоился, что зарплату мне не заплатят или заплатят, но с вычетом из-за пропусков и срывов уроков. Нет, заплатили полностью, да еще 25% за «боюсь» (официально за трудновоспитуемость).
Постепенно я перестал волноваться по этому поводу, но появилась другая тревога, а именно, что я потеряю квалификацию, которую за год толком и приобрести то не успел. Устроиться по совместительству я не мог. Как я уже говорил, школа работала вахтовым методом. Одну неделю учились с утра (вечером в тех же классах занималось профтехучилище), следующую неделю наоборот. То, что я объяснял на уроках, моим ученикам было совершенно непонятно. Все школьные знания из них давно выветрились…Да и понимать они не очень то и стремились. В итоге я скатился на изложение физики в объеме 6-7 классов, то есть читал им учебник Перышкина. Помимо физики меня догружали черчением (куда ни шло), математикой (терпимо), географией (я ее немного знал и любил), но мне также довелось вести «Основы государства и права» и, самое смешное, «Этику и психологию семейной жизни» — во как!
Постепенно, теряя приобретенные педагогические навыки, я, однако, научился владеть аудиторией, соблюдать кое-какую дистанцию между учителем и воспитуемыми и в конечном итоге нести «разумное, доброе, вечное» в широкие зэковские массы. А держать моих истеричных и плохо контролируемых подопечных в норме 45 минут было «ой, как не просто». Как это не смешно, но от своих подопечных и я узнавал кое-что новое, имеющее отношение к физике. Например, как из лягушки сделать конденсатор и завести заглохший движок!
Однажды, объясняя устройство электродвигателя и желая услышать хоть что-то по этому вопросу, я спросил: «А где применяется электродвигатель?» услышал в ответ «в электробритве». «Ну, а в стиральной машине?» — спросил я. В ответ я услышал то, что запомнил на всю жизнь. «Фёдрыч, кончай базар. Давай мы тебе лучше расскажем, как в стиральной машине из браги за 20 минут приготовить самогон?» «Боже! Как велик твой зверинец» — сказал бы Давид Самойлович Фельдман, завуч 37 школы г. Кишинева, у которого я в свое время учился и в паиньках не числился.
Фамилию этого ученика я давно уже забыл. А вот его лицо, сильно напоминавшее (как бы сказать так, чтобы не обидеть этого, в сущности неплохого парня, если он вдруг прочтет этот опус) «лошадиный профиль», так и стоит перед глазами. Помню еще то, что он был «тубик» (болел туберкулезом), но обладал веселым, неунывающим характером и любил поговорить.
Ближайшим летом во время школьных каникул я отдыхал в Затоке, недалеко от Одессы и еще ближе (20км) к Четатя Албэ (Аккерман), старинному бессарабскому городу, воспетому Кириллом Ковальджи в книге «Лиманские истории» (теперь это украинский Белгород-Днестровск). «Молдаване-бессарабцы» хорошо знают это место. В легитимном смысле это и сейчас тоже Бессарабия, но волею судеб и правителей отошедшая к Украине. В советское время это был самый дешевый «морской курорт». Деревянные домишки и меню без разносолов делали его вполне демократическим и доступным даже для студентов. А неплохое и недорогое шабское вино компенсировало недостаток комфорта. В Затоке находилась база отдыха «Политехник», где отдыхали и преподаватели, и студенты этого кишиневского института. Для профессоров, партийных и профсоюзных «боссов» было выстроено несколько более основательных котельцовых домиков. Комфорта было больше, но меню то же. Впрочем, публика постоянно что-то закупала в магазинах и на базаре. Постоянно пили вино, пиво, квас и вьетнамскую водку. Вечером горланили песни, опять же пили, «крутили любовь». Те, кто приехал поправлять здоровье, были явно в невыгодном положении.
Ну, да дело не в этом. В этот заезд мне не довелось вписаться ни в одну компанию, о чем теперь я нисколько не жалею. Зато я познакомился с замечательным человеком, доцентом Политехнического Института (теперь Университета) Олегом Петровичем Деридом. Сын репрессированных родителей (его отец был секретарем Харьковского обкома), он прожил весьма интересную и непростую жизнь. Впрочем, Олег Петрович вполне бодр и сейчас, в свои 82 года (я иногда его встречаю). Вел в Политехническом Институте металловедение, а о себе говорил: «Я металлист — у меня ж…па в стружке».
Когда мы познакомились, он заинтересовался моей работой, так как сам еще, будучи студентом физмата нашего Кишиневского Университета, подрабатывал учителем физики в вечерней школе. Ну и как они, твои ученики? Интересуются физикой?
«Нет» — честно признался я.
«Ну, а я в свое время поступал следующим образом, чтобы их заинтересовать» — сказал Олег Петрович. «Например, тема «Законы Ньютона». Я начинал так: в 1642 году в деревне Вулсторп на востоке Англии родился мальчик, который был так мал, что помещался в большую пивную кружку. Он был настолько хил, что думали, что он не проживет и года. Но он прожил долгую жизнь (84 года), очень редко болел, а когда умер, у него отсутствовал только один зуб. Никто в будущем, конечно, не узнал бы про этого мальчика, если бы это не был великий ученый, сэр Исаак Ньютон, возведенный в рыцарское достоинство королевой Анной и похороненный в Вестминстерском аббатстве. При его похоронах роскошный инкрустированный гроб несли шесть пэров Англии! Вот какой это был человек! А потом переходил непосредственно к теме по физике.
Мне этот педагогический прием показался вполне даже передовым. Тем более что вспомнился анекдот о том, как в неблагополучную школу, где учителя менялись как перчатки, прислали нового преподавателя географии. Директор подводит его к дверям класса и сочувственно напутствует: «Продержитесь хотя бы до перемены». Первые минуты директор стоит у двери и прислушивается. Сначала класс шумит, но затем успокаивается и до самой перемены заинтересовано слушает. Когда молодой учитель выходит из класса, директор спрашивает: «Фантастика! Как Вам это удалось?». Учитель говорит: «А я зашел в класс и сразу же задал вопрос: «Дети, а как натянуть презерватив на глобус?»». Ученика загалдели: «Учитель, а что такое глобус? — Вот оставшееся время я и объяснял!»
Я с нетерпением ждал этой ньютоновской темы. И вот, наконец, урок. Тема «Законы Ньютона». Я вольно интерпретирую предисловие Олега Петровича, акцентируя внимание на том, что Ньютон был хил, и про зуб, добавляю и про то, что за гробом шли знатнейшие английские герцоги, графы и пэры, ну, естественно, не забыл про пивную кружку, в которую мог поместиться новорожденный Ньютон. Для наглядности даже поднял воображаемую кружку, что вызвало веселую реакцию и воспоминание о холодном пиве в тот жаркий день. Тему я довел до конца, успели решить пару простеньких задач на 2-й закон Ньютона. Опрос я, правда, не проводил. Впрочем, опрос в Прункульской школе всегда был формальностью. Сам задаешь вопросы, сам же на них и отвечаешь!
На следующем уроке, поздоровавшись и проведя перекличку, я с воодушевлением и надеждой спросил: «Ребята, о чем мы говорили на прошлом уроке?»
Ответ одного из учеников стоит (нет, не достоин, а именно стоит) того, чтобы отразить его на бумаге. «Фёдрыч, ты говорил про какого-то хмыря, который в пивной кружке родился…».
Комментарии, как говорится, излишни. Занавес.
Июль 2009 г., г. Кишинев, Молдова