Сообщение
voling » 28 дек 2010, 01:09
Воспоминания Гарштя Иван Антонович
Н.Ч. - Было ощущение, что надвигается война?
Г.И.А. - Мы были простые крестьяне, газет не читали, даже радио у нас не было. Например, помню, каким событием стал первый показ в нашем селе кинофильма. Показывали «Петр I», за неимением экрана проецировали фильм на белую стену дома. Так люди потом подходили и трогали эту стену… Мы мало, что знали и понимали, но помню, что родители запасали соль, спички, керосин. Еще до начала войны успели уехать почти все евреи из нашего села, но четыре беднейшие семьи остались.
Н.Ч. - Какова их судьба?
Г.И.А. - Трагическая. На окраине села их всех расстреляли…. Причем, мой отец вместе с сельским священником (он во всем помогал ему) и другими людьми ходил к румынам, просили отпустить хотя бы детей, обещали покрестить их, но все было тщетно. Вырывали этих бедных детей из рук взрослых….
Н.Ч. - Как изменилась жизнь в вашем селе после оккупации?
Г.И.А. - Наше село оказалось в оккупации уже в первые дни войны, поэтому провести мобилизацию в Красную Армию просто не успели. Никаких боев в нашей округе не велось. Постоянного румынского гарнизона в нашем селе не было, но позже, в 1943-1944 появилась т.н. «Армата неагрэ» (черная армия), что-то наподобие «трудармии». Это были мобилизованные на оборонительные работы люди, они строили недалеко от нашего села оборонительный рубеж для румынской армии. А так жизнь мало изменилась, люди по-прежнему много работали. Наверное, увеличились налоги, потому что я ярко помню такую картину: т.к. очень многие не могли вовремя заплатить налоги, то у них забирали какое-то имущество, и из таких вещей возле примэрии села собирались целые кучи. И людям ставили условие, что если они не рассчитаются до назначенной даты, то их имущество продадут. А откуда было взять бедным крестьянам деньги? В королевскую армию забирали служить, но немногих, мой отец был 1887 года рождения, и, конечно, его ни в румынскую, ни в Красную Армию даже ни пытались призывать. Вообще румыны молдаванам не доверяли, у нас даже примаром села назначили человека, которого прислали из Румынии. Правда, каких-то особых репрессий в нашем селе за годы оккупации я не помню, но люди все равно освобождения очень ждали.
Н.Ч. - Как освободили ваше село?
Г.И.А. - Когда уже приближалась Советская Армия, то интенсивность работ по созданию линии обороны возле нашего села возросла, мирное население, и меня в том числе, по ночам заставляли рыть траншеи, устанавливать проволочное заграждение. А когда уже линия фронта приблизилась вплотную, то румыны все население нашего села эвакуировали в тыл километров на десять в село Табэрэ. До сих пор хорошо помню этот солнечный день, когда целая колонна жителей выходила из села, причем мы были как на ладони у войск Красной Армии, но нас не обстреляли. В селе остались только несколько стариков, которые наотрез отказались уезжать, но и это не помогло, румынские солдаты забрали из домов все ценное, что смогли найти, мало того, многое они просто поломали и уничтожили….
Н.Ч. - Когда Вас призвали в армию?
Г.И.А. - Фронт прошел быстро, мы вернулись в свое село, чуть ли не в тот же день, что покинули его. Начали наводить порядок, а буквально через два дня по селу уже ходил советский офицер, капитан, он немного говорил по-румынски, и громко призывал всех мужчин собраться у сельсовета. Когда все собрались, то началась мобилизация. Призыву подлежали все мужчины, начиная с 18 до 50 лет, только что слепых не записывали. Таких у нас в селе набралось человек пятьсот. Причем мы, молодежь, кинулись записываться в армию первыми. Молодые были, глупые, жизни не знали, войны не видели… Причем мне на тот момент 18 лет еще не исполнилось, я был невысокого роста, меня в селе даже называли «Ваня-маленький», и поэтому капитан сказал моему отцу (он служил в царской армии и знал русский язык), что призвать вашего сына, по закону мы не имеем права, но если он хочет, то пусть напишет заявление. Нас ровесников 1926 г.р., было 18 человек, мы были очень дружны и решили держаться вместе, поэтому заявление я написал. Причем старики-односельчане выговаривали моему отцу: «Что же ты делаешь? Другие люди не знают, как спасти своих детей от армии, а ты своему сам помогаешь туда попасть». Но он им отвечал: «Что я моу поелать, если он сам так хочет?» Нас предупредили, что нужно взять самые необходимые вещи, еду на несколько суток, и где-то через три дня нас всех, человек пятьсот, повели пешком в Кишинев. Построили всех в колонну, играл наш односельчанин, хромой гармонист, родственники шли какое-то время за нами. Меня провожали отец, сестры, младший брат, мама осталась дома, все плакали, но я им говорил: «Не плачьте, ступайте домой». Из этих пятисот человек с войны вернулось меньше половины, точных данных у меня нет, а из восемнадцати моих ровесников всего шестеро…. Но в Кишиневе мы провели всего одну ночь, прошли санобработку, и поездом нас отправили в Житомир. Где-то на пятый день пути мы туда доехали, и только там нас переодели. Выдали нам ботинки с обмотками и форму, правда она была б/у, заштопанная, с пятнами крови…