Воспоминания о старом Кишинёве

[rimty]

Кишинев: люди нашего двора

Воспоминания Ильи Горенштейна (Бостон, CШA)

Приезд в Кишинев из Сибири пришелся на январь 1945-го. Суровая зима, новые дом и соседи, голодный паек и последующий голод в некоторой мере напоминали мне сибирские будни. С той лишь разницей, что теперь мы оказались в трехкомнатной квартире, а в новосибирской области ютились в камере 2×3 метра. Почему мы попали в Кишинев? Дело в том, что мой отец служил в действующей армии, которая преследовала врага на западной границе СССР. Ему было приказано остаться в только что освобожденном Кишиневе и приступить к созданию системы здравоохранения в органах МВД.

Новая страница жизни началась в доме № 4 на ул. Пирогова. Большой двор, много соседей. Среди них оказались яркие люди: многочисленная семья Ширман – Гарри, Женя, Рая, Феня – были прекрасными людьми, выдающимися музыкантами, известными в стране и за ее пределами. Два года назад Гарри Ширману исполнилось 90 лет – и мне было очень приятно читать поздравления ему и воспоминания о нём в Интернете. Рад, что он, несмотря на почтенный возраст, остается энтузиастом и играет на своих любимых инструментах – скрипке и саксофоне. Многие музыкальные критики уже тогда называли его лучшим саксофонистом страны.

Большевик с 1917 года, Натан Абрамович Капцан был знаком многим кишиневцам (особенно пассажирам трамваев и троллейбусов) своими пламенными патриотическими речами. Он, несмотря на преклонный возраст, был энергичен, начитан, умён и знал много интересных историй, связанных с установлением советской власти в Молдавии. Уверен, люди моего поколения прекрасно помнят того, о ком я веду речь, и могут с улыбкой припомнить уйму забавных случаев, связанных с этим оригинальным человеком, который любил выпить. Он тоже был нашим соседом!

Еще одна семья из нашего двора – Яша и Нюся Ракиеры. Он был известен в Кишиневе своим открытым характером и тем, что создавал в столице хлебобулочную отрасль. Поверьте, в то голодное время это было не только сложно, но и достаточно опасно. Вспоминаю, как каждое утро по воскресеньям он приходил к нам (у нас был ведомственный телефон) и созванивался со всеми продовольственными точками, регулируя распределение и поступление товаров в магазины. Яша очень злился, когда где-то что-то не делалось вовремя.

Ещё один сосед, с которым нам повезло, – Владимир Сигизмундович Кацовский. Он был выходцем из Польши, оказался в Кишиневе в 1943-м. Прекрасный специалист, высокоэрудированный инженер, Кацовский внес большой вклад в развитие промышленности послевоенной Молдавии. От него я заразился интересом к технике, который он поощрял, постоянно предлагая мне занимательные задачи по физике и математике.

Толя и Аня Болотовы – семья фронтовиков. В боях за Киев он потерял ногу, но не чувство собственной полезности. Много лет Толя трудился на заводе, был хорошим семьянином. Аня с первых послевоенных лет работала в швейной промышленности и была почетным ветераном фабрики «Стяуа Рошие». Скромные, хорошие и добрые люди!
Понимаю, что наш двор был не единственным в смысле сообщества порядочных соседей…

…Уверен, что даже самые тяжелые будни проходят легче, когда люди сплачиваются, помогают и поддерживают друг друга, особенно в трудные времена. Да, первый мой жизненный опыт – это кишиневский двор, где все и всё на виду, где любой сосед мог тебе что-то посоветовать и помочь.
Конечно, в нём жили не только замечательные взрослые, но и мы – дети. Среди нас: Мирон Резник – в дальнейшем популярный в Кишиневе учёный- экономист; Толя Ракиер – известный ныне в Израиле нейрохирург; экономист Клава Резник, воспитавшая двух прекрасных детей-инженеров; Володя Болотов – честнейший человек, сумевший найти в себе силы и порвать с вредной привычкой, стать рабочим высокой квалификации; Олег Кацовский – устремленный в небо с рождения, лётчик, который пилотировал современные реактивный самолеты.

Ах, эта улица родная…

Вспоминаю улицу Пирогова 50-х годов – плохо мощенная с редко проезжающими машинами. Здесь прошли мои детство и юность. Миля Рутман, Витя Данилов, Миша Табачник, Галя и Лида Малявкины, Кока Рыбалко, Неля Сивакова, Алла Колесникова, Вова Козин, Толя Григорьев и многие другие. Все были в разной мере обделены войной, все мечтали о лучшей жизни. Всю нашу энергию мы отдавали выдумкам, играм, соревнованиям. Никогда не забуду сшитые нами матерчатые, набитые чем угодно шары, выполнявшие функцию мячей, улица – футбольное поле, а кирпичи или шапки – ворота. О каком спортивном снаряжении тогда можно было говорить! Хотя бы машины не мешали. А в дальнейшем мы, 10–15-летние ребята, организовывали соревнования со сверстниками с соседних улиц: Кузнечной, Болгарской, Садовой, Щусева.

И какое же было счастье, когда рядом с нашим кварталом началось строительство Республиканского стадиона! Мы дневали и ночевали там. По инициативе нашего товарища Толи Григорьева предлагали помощь строителям. Временами нас допускали к уборке территории. Ну, а после завершения строительства, уверен, преданнее болельщиков «Буревестника», чем ребята с улицы Пирогова, не было!

Oпубликовано на сайте dorledor.info.

[corax]

Рассказ-воспоминание Виктора Опруненко "Вовка Зельцер".

Огромное спасибо Виктору Опруненко за то, что он делится с нами своими воспоминаниями.

[steinchik]

Рассказ-воспоминание Виктора Опруненко "Вовка Зельцер".

Огромное спасибо Виктору Опруненко за то, что он делится с нами своими воспоминаниями.

Правильно замечено Кораксом:

Улица получила свое название от квартировавшего еще до революции в районе теперь заброшенного Республиканского стадиона Подольского пехотного полка. (примечание oldchisinau.com - Подольский полк квартировался в Бендерах, но не в Кишинёве)

Улица Подольская носила своё название в честь соседней Подольской губернии...

Или на остановке «ул. Докучаева», когда выйду возле своего дома на ул. Миорица.

Где имение, а где наводнение?

[rimty]

Рассказ-воспоминание Виктора Опруненко

Да уж, 37 школа, когда она была мужской, славилась своими хулиганами. Позже об этом явлении не особенно вспоминали.

[ris55]

Рассказ-воспоминание Виктора Опруненко "Вовка Зельцер".

Огромное спасибо Виктору Опруненко за то, что он делится с нами своими воспоминаниями.

Хорошо написано,хотя не все соответствует действительности(хотя бы про проходные дворы-я жил там и знаю),но все равно классно!

[rimty]

Огромное спасибо Виктору Опруненко за то, что он делится с нами своими воспоминаниями.

Хорошо написано,хотя не все соответствует действительности(хотя бы про проходные дворы-я жил там и знаю),но все равно классно!

В те времена, о которых идёт речь в начале рассказа, проходных дворов действительно было большe, позже иx перекрыли.
Но и в 1970-е ещё можно было сокращать путь с их помощью - зашёл во двор на "Искре" (Подольской), а "вынырнул" уже на Щусева или наоборот.

[rimty]

Продублирую и в этой теме

Рассказ сводной сестры Павла Крушевана,
принявшей иудаизм и переселившейся в США

"Причиной еврейского погрома стала несостоявшаяся любовь Крушевана".

Краткий пересказ текста:

Сара Бронштейн, урождённая Анастасия Крушеван, рассказала свою историю
сотруднику "Jewish Daily Forward".
Анастасия Крушеван родилась в Кишинёве в 1882 году.
П. Крушеван - её сводный брат, на 20 лет старше её пo возрастy.

К тому времени, когда Анастасии было семнадцать лет, в деятельности Крушевана уже начали проявляться антисемитские настроения, что отразилось в его ежедневных нападках, публиковавшихся в ежедневной газете Бeссарабец. Искорки антисемитизма превратились в пламя, после того, как ему отказала понравившаяся ему актриса еврейского происхождения.

Сама же Анастасия встречалась с Хаимом Боренштейном. Друг, ревновавший её, рассказал об этом брату, т.е. П. Крушевану. Крушеван, как и родители, набросился на Анастасию с кулаками и с угрозами выгнать её из дома, если будут продолжаться эти встречи.
Молодая пара скрылась. Хаим Боренштейн нашёл работу.

А Крушеван в ежедневной газете публиковал нападки на Анастасию и Хаима и обвинял евреев города в укрывании Анастасии.
Дело дошло до того, что не сумев обнаружить беглянку, Крушеван назначил премию в 500 рублей за её поимку живой или мёртвой, а также угрожал родителям Хаима. Прознав про это, пара стремилась уехать заграницу.

Позже родители и брат Боренштейна были убиты во время погрома близ Кишинёва, а сестра была покалечена, ей отрубили руку.

Анастасия приняла иудаизм, сменила имя на "Сара" и вышла замуж за Хаима.
С мужем и его сестрой она добралась морем до США осенью 1903 года.

Convert to Judaism Says Brother’s Balked Love Led to Kishinev Pogrom

December 17, 1933

New light has been shed upon the anti-Jewish pogroms in Kishinev in 1903, which shocked world sensibilities, in a story told for the first time by Mrs. Sarah Borenstein, born Anastasia Krushevan, half-sister of the notorious anti-Semite, Peter Krushevan, prime mover and organizer in that tragedy in the history of the Jews in Czarist Russia.

Mrs. Borenstein, a convert to Judaism, who has been living in the United States for thirty years, told her grim story to H. Ackerman, a staff member of the Jewish Daily Forward, which features the account in this Sunday’s issue.

According to the Forward story, Mrs. Borenstein now lives in Baltimore, Maryland, and is a pious Jewish woman. She was born in Kishinev in 1882, the daughter of a wealthy Christian by his second wife. Peter Krushevan, her half-brother, was twenty years old at the time. The flickers of anti-Semitism, which by the time Anastasia was seventeen, had already begun to show in Peter’s writing published in his daily paper, Bessarabetz, were fanned into flame when a Jewish actress to whom he had taken a liking “stood him up”.

WAS BEATEN BY BROTHER

At the same time, Krushevan learned that his sister had become infatuated with Chaim Borenstein, son of a Jewish shochet, in a neighboring town. A jealous friend of Anastasia’s told Krushevan of the affair and he, like his parents, beat her and threatened to drive her from their home.

The two lovers eloped, Borenstein finding work in a Bessarabian saw-mill. Krushevan, in his paper, published daily attacks upon the couple and accused the Jews of Kishinev of hiding Anastasia, whose whereabouts he was unable to discover. Finally Krushevan offered a reward of five hundred rubles to anyone who would find his sister dead or alive.

Rumors of the reward reached the young couple and they changed their hiding place. Then Krushevan threatened Borenstein’s parents. When they heard of the threats, Chaim and Anastasia decided to leave Russia and emigrate to the United States.

Due to illness their plans were delayed and they were still in Bessarabia when Borenstein’s parents and a brother were killed in the first pogrom in Vishkan, near Kishinev. Only a sister was saved, but not before the hooligans had cut off one of her arms.

AN OFFICIAL CONVERT

Three days later the Kishinev pogroms began, on the first day of Passover, 1903.

Anastasia became officially converted to Judaism and assumed the name Sarah. She and Borenstein were married by a rabbi. Later they managed to steal across the Russian border and sailed for the United States, arriving here in September, 1903.

To help his wife acquire Jewish tradition, speech and characteristics, Borenstein became a sexton in a synagogue. However, the suspicion that Sarah was a convert began to gain ground and the Borensteins moved to a locality where they were unknown, Mrs. Borenstein told the Forward.

They settled in a mixed neighborhood in Baltimore. Mr. Borenstein’s sister, Lea, whom Krushevan’s murdering bands maimed, lives with them. Sarah Borenstein told the Forward reporter that she believes it must have been pre-ordained that a living reminder of her brother’s bloody deeds be ever before her eyes, in her home. Lea is a spinster and a mute.
The Borenstein’s have no children.

[Wowo]

Прогулки по русскому Кишиневу,http://www.youtube.com/watch?v=dS67xPuDTX8

[rimty]

Прогулки по русскому Кишиневу

Откуда информация о "фанерном Сталине"? Как вообще памятник может быть выполнен из фанеры??

[steinchik]

Прогулки по русскому Кишиневу

Откуда информация о "фанерном Сталине"? Как вообще памятник может быть выполнен из фанеры??

И каким вообще боком "фанерный" Сталин относится к "русскому Кишиневу"?

[corax]

"Фанерного" Сталина я представляю себе как вырезанную фигуру из фанеры.
Ну как мишень в тире.

[steinchik]

"Фанерного" Сталина я представляю себе как вырезанную фигуру из фанеры.
Ну как мишень в тире.

О! Мелочь, а приятно...

[rimty]

Тардиф** - француз, до 1812 года содержатель трактира "Лондон" и "Hotel de l'Europe" в Петербурге, "бежал от долгов" в Одессу, затем в Кишинев, где проживал у В. П. Горчакова и И. П. Липрaнди.

Из "Записок" Ф. Ф. Вигеля, которому в услужение и был предложен повар Тардиф:
"Ко мне пришел длинный, сухой старик, черноволосый с проседью.
Я Тардиф,- сказал он.
Как Тардиф? Да не родня ли вы... Тардифу, который содержал славную гостиницу "Европу"
против Зимнего дворца?
- Да я сам и есть, - отвечал он.
- Возможно ли! - воскликнул я.
- Что прикажете делать; ваши гвардейские офицеры задолжали мне десять тысяч рублей, потом неожиданно пошли в поход в двенадцатом году: где мне было за ними гоняться? С другой стороны, собака жена моя всего меня ограбила, и я вынужден был идти по миру".

В конце декабря 1821 года Пушкин обедал в г. Леове у адъютанта подполковника Катасонова и, по свидетельству И. П. Липранди, рассказывал потом Тардифу об этом обеде.

http://www.pushkin.md

** Тардиф - один из лучших рестораторов России началa XIX века.


Тардиф приехал в Кишинев в 1822 г., где его знал Пушкин.
В стихотв. «Сегодня я поутру дома» Пушкин писал:

Сегодня я поутру дома
И жду тебя, любезный мой.
Приди ко мне на рюмку рома,
Приди — тряхнем мы стариной.
Наш друг Тардиф, любимец Кома,
Поварни полный генерал,
Достойный дружбы и похвал
Ханжи, поэта, балагура,—
Тардиф, который Коленкура
И откормил, и обокрал,—
Тардиф, полицией гонимый
За неуплатные долги,—
Тардиф, умом неистощимый...

[rimty]

тёплые воспоминания о городе и .... незабываемый и знаменитый двор, где я несколько раз проводил лето в великолепной компании - двор находился по адресу Щусева 37.

В этом же дворе - Щусева, 37 - жила Светлана Крючкова. Вы не были знакомы с ней или с её семьёй?

[Vlad47]

В этом дворе жила моя тётя, мы летом несколько раз приезжали туда на летние каникулы. Это самые светлые воспоминания моего детства. Я помню, что часто вставал рано, нетерпеливо завтракал, выходил во двор и мучительно ждал, когда же наконец проснуться девочки и начнётся жизнь двора. Удивительно, но в глубине двора, где жила и семья Крючковых, после войны родились практически одни девочки. Самым младшим был брат Светы, а сестра самой старшей. Во дворе практически всё время шла какая-та жизнь, постоянно приходили чьи либо подружки и друзья, принимали участие в жизни двора - игры, костры, представления. И меня как-то заставили петь. Я помню слова песни
"Мы ленинцами стали и каждый обещал,
Для всех ребят примером быть, как Ленин завещал...."
Света была активной участницей всех действ.
Тёплая и сердечная дружба всех из этого двора продолжается до сих пор.
Почитайте текст "НОВЕЛЛЫ АРТИСТКИ КРЮЧКОВОЙ", там говорится о дворе, о встречах в Израиле ... Всё было именно так, как она рассказывает (по адресу http://www.peoples.ru/art/cinema/actor/ ... story.html -).

НОВЕЛЛА ВТОРАЯ. РОДСТВЕННИКИ.
...Двоюродные сестры Юры, племянницы, их мужья - Нина, Бася, Изя, Сеня, Мишка, Сашка - все тут. Вот ты предъявляешь претензии: звонила до поздней ночи в гостиницу, а меня не застала. А почему не застала? По одной простой причине. Я ехала сюда и знала, что в Израиле у меня - только Юрины родственники. Но, честное слово, я не успела дойти до гостиничного номера. Как только вошла гостиницу, портье окликнул: "Крючкова? Вас к телефону!" Я взяла трубку и услышала: "Светка?" - позвонили девочки, которые выросли со мной в одном дворе. В нашем кишеневском дворе было восемь еврейских семей, две русские, одна украинская. Слева от нас жили тетя Бетя и дядя Изя, справа - тетя Полька Бликштейн, которую мы звали "селедкой". В ее племянника, Владика, который к нам в Кишинев, приезжал из Москвы, из столицы, мы все были безумно влюблены: такой красавец! Я его вчера увидела и обалдела: такой же красивый, только седой стал. Говорю: "Владик, помню, как я на тебя смотрела завороженными глазами, а ты толкнул скамейку, я села мимо, - и эта обида осталась у меня на всю жизнь. Я была в тебя влюблена, а ты выбил из-под меня скамейку..." Он ведь, оказывается, и не знал о моей любви... А вчера я была у девочек, ночевала у них, Лили-Сюзанны-Дорины; они накрыли замечательный стол: готовились. И мужья у них чудесные, дети дивные, все друга друга любят. Когда мы сели за этот стол, бывший москвич Владик поднял бокал и сказал первый тост: "За наше кишеневское детство, за улицу Усющева, 37". Такого второго двора, как у нас в Кишиневе, не было. Мы организовали собственный театр, устраивали представления, собирали взрослых и детей со всех дворов. Зрители рассаживались, мы открывали занавес... У нас была своя футбольная команда, мы играли в пионерский лагерь, моя старшая сестра считалась вожатой - мы полностью были на "сомоокупаемости". Наш двор считался самым интересным, около него клубились остальные, вся жизнь концентрировалась вокруг. Тетя Поля, "селедка", которая умерла здесь, в Израиле, не имела собственных детей... Я вчера ночевала у Доринки, утром проснулась - пахнет тетей Полей: она всегда пекла, и Дорина с утра затеяла пирожок. Я спрашиваю: "Дука, ты помнишь, как тетя Поля пекла пирожок?" А для кого? Она раздавала его соседским детям. А у дяди Буки на окне стоял телевизор, повернутый экраном в сторону двора. Мы, дети, рассаживались снаружи на стульях и смотрели этот телевизор. Дядя Бука купил стол для пинг-понга. Для нас - мы все играли. Сколько было приколов!.. Дука выходила с утра, картавя, кричала "Кар-р"р!" - весь двор просыпался. Именно с тех пор я запомнила, что любой ребенок - "любочка", "рыбочка", "мамочка, съешь уже хлебочка с маслицем!". А в России - что? "Куда пошел, зараза? Заткнись" Надоел - отойди". Мой муж всегда спрашивает: "Что ты со всеми так долго разговариваешь?" Отвечаю: "Саша, я же - с юга". Он говорит, что у меня вкус - как у мексиканской проститутки. Он прав: мне нравится все яркое, блестящее; я люблю разговаривать с людьми, люблю огоньки горящие, музыку зажигательную... Почему мне в Израиле хорошо? Конечно, страна неисчерпаема, каждый раз открываешь что-то для себя новое, но сейчас говорю не об этом. На каждом спектакле меня ждет сюрприз. К тому, что у меня были сюрпризы в прошлый раз, я уже привыкла. Думала, они уже кончились. Но не тут-то было. Вдруг ко мне в Хайфе подходит женщина: "Света, ты меня не узнаешь?" Я смотрю - до боли знакомое лицо: "Ради Бога, извините, не узнаю". Тут она достает фотографию, где мы втроем. Три подружки, стоим в лесу в городе Кишиневе. Я, Фанька Бейнер, которая здесь живет уже тридцать шесть лет, и Галя, которая живет в Ленинграде. Смешно, но я не узнала Фаню Бейнер, с которой мы учились, с которой мы жили рядом - сумасшедший дом какой-то! И вот я увидела себя на снимке - уже забыла, какой я была... Учительница здесь живет моя - преподаватель русской литературы и языка Раиса Моисеевна. Тоже пришла на спектакль. Я, кстати, была у нее хорошей ученицей. Раиса Моисеевна предрекала: "Светка, ты будешь артисткой". Я этого не помню, Фанька мне напомнила. Жаль, но я забыла, какой была в детстве. Как о
трезало: не могу приехать в Кишинев, потому что там все чужое, как у Ахматовой: "люди, вещи, стены".Нас никто не знает, мы не туда попали, Боже мой! Приезжаю в Израиль - и попадаю в Кишинев моего детства, понимаешь? Здесь - все, что считала забытым, куда-то ушедшим. Но встречаются друзья, а ведь общая биография - и есть наша жизнь. Близкие люди вдруг стали мне рассказывать про меня, Я узнала, что к Сюзанке, замечательному доктору по прозвищу "Стена плача", весь квартал бесцеремонно ходит лечиться. Она ведь работает, приезжайте к ней в больницу, в поликлинику, - нет: они предпочитают идти домой. А самое главное, что еще жива тетя Ниночка - Сюзанина мама. Она говорит: "Светка, я помню, как заплетала тебе косички. Ты была такая маленькая..." А сейчас я обнимаю тетю Нину - ее голова мне только до груди доходит... У меня умерла мама, бабушка - я родоначальник своей семьи, за моей спиной никто не стоит. У меня никого нет: я держу на руках всю свою семью. А здесь, у вас, я вновь чувствую себя маленькой девочкой, меня называют "Светкой", а не "Светланой Николаевной". Конечно, мне в Израиле хорошо. И всякий раз, когда уезжаю, со мной случается истерика. В прошлый раз уехала, рыдая, и чувствую, что сейчас будет то же самое... Сюзанка у нас была золотая медалистка, поступила без всякого блата в медицинский институт. На вступительном экзамене написала обо мне сочинение под названием "Солнышко" - я тогда, пятнадцатилетняя, впервые постриглась - и была рыжая-рыжая... Такой у нас был уникальный двор. Вчера, когда я пришла на этот званный обед, собрались с соседних улиц... Кишинева. Они как-то умудрились сохранить дружбу. Какие дивные у них дети! Сколько добра в их домах, тепла!.. Даже собаки добрые - члены семьи. Дука постоянно своей собаке Пицце говорит: "Ма питом? Бои-бои!" Есть же люди светлые, добрые, которым все удается. Дука мне вчера сказала: "Я встретила Алика в восемнадцать лет - и больше уже никогда никого не видела вокруг". Тридцать лет вместе прожили, дети выросли... А какие у них в саду растут лимоны с грейпфрутами! Хорошо: это - настоящая жизнь, которой должен радоваться человек. Я выхожу утром из спальни, где спала в Яночкиной комнате, а Дука идет навстречу, обнимает меня, целует: "Доброе утро, мамочка!" "Ласточка", "солнышко" - только на юге так говорят, понимаешь? Мне очень важно, чтобы меня приласкали, обняли, улыбнулись мне. В Израиле всюду продаются магнитики: две точки и улыбка от уха до уха - вот вам мое лицо. Я привезла сыну такой магнитик, там улыбка, кипа и надпись: "Don-t worry, be Jewish" (-Не печалься, будь евреем-). И Митька у себя в комнате повесил эту прелесть, эту суть израильского народа...

И в этом году во время гастролей в Израиле мы снова встречались, и снова в воздухе веяло теплом: "солнышко", "рыбонька" ....

[rimty]

Спасибо!
Так Вы и есть тот "племянник Владик" из рассказа Крючковой, в которого все были влюблены?..


P.S.Сообщение перенесу в тему "Воспоминания о старом Кишинёве".

[Vlad47]

Я об этом сам узнал только после публикации Лиоры Ган (Полина Капшеев) . Эти воспоминания были опубликованы в местной газете, кажется, перед первыми её гастролями в Израиль.
А историю, которую она описала со скамейкой, я не помню, но верю, что так было, у Светы вообще отменная память.

Но тема о воспоминаниях, о старом Кишинёве.
Безусловно, найдутся тысячи, которые всю жизнь прожили в Кишинёве, знающие все его уголки многократно лучше меня. Я, наверно, впервые в жизни сейчас влезаю в глубины своей памяти, ворошу и вытаскиваю на свет то, что там хранится, никакой временной последовательности. У меня воспоминания фрагментарны, как вспышки, высвечивающие отдельные моменты и мой взгляд. Наверно это больше похоже на наблюдения. Город отличался от города, в котором я постоянно жил, не только масштабом, но и совсем другим ритмом, совсем другими отношениями между людьми. Последнее наиболее мне бросалось в глаза, в городе я ощущал человеческое тепло. Наверно это что-то типично южное, может некий образ жизни, я не знаю, я не специалист, который всё разложит по полочкам, всё объяснит. Я пишу о своих ощущениях.
Итак. В те свои младые годы я в Кишинёве всегда был летом, но не помню, что когда-либо страдал от жары, тогда температура практически мною не чувствовалась. Отчасти из-за того, что город утопал в зелени. Вдоль улицы Щусева на тротуарах стояли деревья, закрывавшие кронами чуть ли не половину проезжей части. Если идти по улице, то входы во дворы сменялись необычными для москвича ступеньками, балкончиками входов в квартиры. Иногда возле них сидели их пожилые обитатели, разглядывая окружающий их мир, читая газеты.. Часто медленно проходящие и сидящие знали друг друга, идущие останавливались, завязывалась неторопливая беседа на незнакомом мне грассирующем языке, я уже знал тогда, что это идишь. Обычно женщины, делились новостями, что-то желали друг другу и опираясь на палку, один медленно продолжал путь, другой смотрел вслед. Я впервые видел так много людей, говорящих на идишь. Этим языком пользовались родители, но редко и только тогда, когда не хотели, чтобы мы понимали.
В первый приезд в Кишинёв мы были вместе с мамой. Если шли вместе с тётей, то возле сидящих у крыльца, если можно так выразиться, после приветствий останавливались, начинался разговор. Сквозящее в глазах немое любопытство удовлетворялось в полной мере. Я понимал, что тётя объясняла, кто мы и откуда. Говорили на идишь и я тяготился такими остановками, но покорно стоял. Я понимал только интонации, догадывался о сути. Тогда, 12 лет после войны, раны у всех были свежи, наверно большинство знали, что мама чудом выжила и какова была трагическая судьба родителей и трёх маленьких сестёр... Пожилые, по моим тогдашним меркам женщины, глядели на нас, трудно передать выражения их лиц, часто они качали головой, скорбь и радость, часто с застывшими в глазах слезами. Я с братом был наглядным продолжением чуда. Мы ходили тогда к тем, которые знали нас с рождения, какие-то дальние родственники, друзья родителей. Была череда встреч, смешавшиеся сейчас в памяти, лица, какие-то полутёмные комнаты, .. Всё это была обязательная часть, официальная часть поездки, т.е. посетить всех, чтобы показать нас. Но это к вечеру, когда нас празднично одевали и вели, а с утра был двор, игры, много много девочек .
Когда я оказывался на улице, меня удивляло, что иногда двери домов были открыты и совсем необязательно, чтобы кто-то сидел рядом у входа. Такое немыслимо в Москве, да и домов таких не было. Из любопытства кинув взгляд внутрь, ты видел полы, устланные коврами, комнаты, уходящие в глубину дома, всё казалось очень старым, тёмным.. в то время, как снаружи был яркий свет, солнце.
Одним из занятий детей двора была закупка овощей и фруктов, которые привозили в магазин на соседней улице. Цены были очень низкие и наша задача была занять очередь и дождаться привоза. Для меня это было и игра и важнейшее поручение, которое надо с блеском выполнить. Всё превращалось в событие, может другие относились к этому и не так, я же вытаскиваю этот фрагмент из памяти именно в таком свете.. Тогда я впервые в жизни узнал сорт помидор под названием "Бычье сердце", впитывал быстро слова на молдавском языке, которые вспомнить сейчас никак не могу.
В те годы на дорогах не было изобилия транспорта и мы катались на велосипеде практически без боязни, даже по центральной улице Ленина. Самое кайфное место был длинный спуск к вокзалу. Не знаю или существует сейчас это место. Может по прошествии времени этот грандиозный спуск в моей памяти окажется коротким с небольшим перепадом высот.

[rimty]

Отрывок из книги Н. В. Абакумовoй-Забуновoй "Русское население городов Бессарабии XIX в."

...Танцевальные и музыкально-литературные вечера перемещаются в просторные гимназические залы и аудитории или в помещения театров и другие публичные места, приобретая характер общественно-массовых мероприятий.
В то же время неизменными оставались традиционные виды повседневного досуга - клубные вечера, походы в гости и др. В определенном смысле сохранялась и традиция «открытых домов», но теперь они по большей части превращались в своеобразные «домашние очаги культуры».
Таким, например, культурным оазисом в 70-80-е гг. XIX в. был дом коллежского асессора Матвея Корнеевича Зозулина, известного кишиневского библиофила. Его библиотека насчитывала до 7 тыс. томов по разным отраслям знаний. М. К. Зозулин был одним из ближайших помощников П.А. Крушевана и членом редколлегии издаваемого им альманаха «Бессарабия». По воспоминаниям старожилов, дом М. К. Зозулина находился на углу улиц Жуковского (М. Чиботару) и Рениской (М. Когэлничану) занимая два этажа. На верхнем обычно «собирались старики потолковать о губернских новостях , почитать редкую тогда в провинции газету и узнать, что нового в петербургских журналах», а внизу «царила ветреная младость, проводя время в чтении, обсуждении прочитанного и, по русской привычке, в бесконечных спорах".


- - - - - - - - - - - - - - - - -
Зозулин был Председателем Губернской Земской управы (1890-е годы).

[rimty]

Матвей Зозулин, о котором рассказывается в приведённом выше отрывке, приходился родным братом Марии Корнеевне Щусевой (в девичестве Зозулиной), матери А. В. Щусева.

На протяжении тридцати лет он вёл дневник, в который записывал свои наблюдения и впечатления.

Привожу oтрывок из дневника Зозулина под названием "Кацавейка", напечатанный в литературном приложении к газете "Бессарабец" 2 февраля 1897 г. К сожалению, страница заклеена таким образом, что текст читается с трудом.

[rimty]

"Картинки из кишинёвской жизни".
Стихотворение было написано в 1896 году.
Сатира и юмор...

Данная публикация - повторная (литприложение к газете "Бессарабец", февраль 1897 г.)