Рассказ
Старый Симха
К 110-летию Кишиневского еврейского погрома 6-7 апреля 1903 года
В начале апреля 1993 года в Скулянском парке открывали стелу памяти жертв погрома, который кровавым вихрем пронесся по Кишиневу 90 лет назад. Выступающих было много, и все, воскрешая трагические события начала века, отметили, что не случайно выбрано это место для установления стелы. Раньше здесь было еврейское кладбище, на котором захоронили останки жертв того страшного побоища.
Вот тогда-то в моей памяти и всплыл образ Симхи, "старого Симхи", как его называли наши соседи, человека большой души и проповедника еврейства, который при перезахоронении останков с этого места вверх, на гору, где и сейчас располагается еврейское кладбище, сделал немало полезного для увековечения их памяти.
Постоянно творите людям добро,
Сторицей для вас отзовется оно
Уже стали привычными такие вопросы, когда встречаются два еврея:
- Ты еще здесь, не уехал? И не собираешься?
А то еще подойдет третий:
- Не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо.
Может оно и звучит как анекдот. Но то, что большинство еврейского населения на распутье, - это факт.
Когда я с Симхой, моим соседом, затрагивал эту тему в наших многочисленных беседах, его лицо, всегда такое открытое и очень приветливое, суровело, а жилы у висков напрягались до предела. Он, который всегда находил ответы на многие вопросы, благодаря жизненному опыту и профессии юриста, приходил в какое-то замешательство. Видимо, именно в это время перед его глазами, как на киноэкране, "прокручивалась" вся его долгая жизнь здесь, в Бесарабии, в его родном Кишиневе. Затем каким-то тихим голосом он отвечал:
- Понимаешь, мой друг, люди бывают разные, да и события вот такого рода тоже воспринимаются по-разному. Я, конечно, стар, и здесь я вроде никому не нужен. Да и там меня ничего не ждет. Родственников нет. Какие были, их уже нет в живых.
И, передохнув, продолжал:
- Очень тяжело расставаться с могилами родителей, прародителей. Они все покоятся в этой земле. Когда мне трудно, я иду к ним. Я чувствую какой-то контакт, и они советуют мне, как вести себя в разных ситуациях. А моя бедная Женечка, земля и ей будет пухом, - тоже здесь.
После этого, конечно, можно было понять старого Симху, почему он еще не там.
А он, переходя на более веселую ноту, приговаривал:
- Не могу оставить "Кешенеф". Еще и сейчас спустя столько лет, перед моими глазами возникают те скорбные картины моего Кишинева, каким я его увидел после освобождения в 1944 году от немецко-фашистских захватчиков, - истерзанным и опустошенным. И какой теперь красавец. И как уехать? Это ведь, как дитя, которое выросло: тяжело его отпустить и не менее тяжело оторваться от него. Эх, мой друг, сколько пар ботинок я износил, шагая по его улицам. Он все расширялся, еще и вверх тянулся. Вот так.
- Почему именно ботинки?
- Значит, ты этого не знаешь? У евреев, если человек приобрел обувь, ему желают: "Рви на здоровье". Это значит, чтоб был всегда на ногах, много ходил, бегал, всегда был в движении.
Короче, чтобы был здоров.
Чудак этот старый Симха. И чего он только не скажет! А подружились мы лет двадцать назад.
Уже пенсионером въехал он в наш многоэтажный дом со своей женой Женечкой, как он ее с любовью называл. Не суждено было Женечке долго жить в обустроенной квартире (ранее они ютились в полуподвальном помещении, в котором поселились еще в конце сороковых годов). Через два года с Женечкой случился инсульт. Был у них сын, но он давно уехал в Америку. Писал редко. И вот Симха остался один. Первые дни после смерти жены протекали очень мучительно. Старый Симха себе места не находил, а глаза постоянно были на мокром месте.
- Как же так, ведь сорок лет прожили вместе... Очень тяжело, никому не пожелаю на старости лет очутиться в таком положении, - приговаривал Симха.
Соседям он сразу понравился своей открытостью, незлобивостью и честностью. И многие приглашали его к себе, как-то развевая его печаль.
Шли дни и годы. Боль утраты понемногу сглаживалась. Но Симха не превратился в отрешенного от жизни человека. Он прорвал пелену одиночества, и многое в своей судьбе подчинил тому, чтобы помогать людям. И жители нашего дома стали для него большой семьей. У него как бы открылось второе дыхание, а связано это было с тем, что делал он людям добро.
Высокий, стройный, даже элегантный, аккуратно одетый, он во дворе появлялся ежедневно в одно и то же время. По нему можно было сверять часы. И тут же обращались к нему люди со своими вопросами, житейскими проблемами. Он никому не отказывал - если, конечно, это было в его силах. Старушке помогал написать письмо дочери в Иркутск, другой - сыну в Израиль или Америку...
Он был удивительно прост, внимателен, участлив, этот старый человек с белой шапкой волос, но еще очень подвижный и энергичный. Вместе с тем до педантичности скромный, не любил, чтобы ему дважды говорили "спасибо" за одно и то же одолжение.
Во дворе он бывал с раннего утра и до позднего вечера. Обычно сидел под кронами развесистого ореха, что рос напротив нашего дом. Здесь же были стол, скамейки. Всегда в окружении людей: молодых и постарше. Разговор мог вести на разные темы. Владел несколькими языками, глубоко знал древнюю и современную историю, Библию, а уж историю еврейского народа преподносил очень интересно и компетентно.
Для многих наших жильцов он был своеобразным "справочным бюро". Потому что, находясь целый день во дворе, выполнял всяческие просьбы: что кому передать, что привезли в магазин, а то пойдет принесет больному человеку продукты. Иногда можно было наблюдать, как Симха учил мальчиков и девочек мастерить разные поделки из сучьев, коры березы и еще много других безделушек. Бывало. Его просят: придет Манечка (Танечка, Яшенька) из школы, пусть уж идет гулять. Симха очень аккуратно выполнял эти поручения.
Дети его особенно любили. К ним у нег был какой-то особый участливый подход, они быстро находили с ним общий язык. В последние годы (может быть, это связано с этим тяжелым временем, которое мы все переживаем) Симха еще стал "заклинателем" болезней или, как это сейчас именуют, экстрасенсом. Заболеет в нашем доме взрослый или ребенок, родные поделятся с Симхой своим горем, несчастьем, он тут же говорит:
- Хорошо, я к вам зайду.
И зайдет, и спросит, что случилось. Подсядет к больному. Долго расспрашивает о недугах, пристально что-то изучает, если это взрослый, попросит:
- А ну дайте мне вашу руку. Возьмет ее и снова смотрит в глаза. Затем какую-то молитву нашепчет и заключает:
- Должно, обязательно должно стать лучше.
Если же этот ребенок, также долго смотрит на него шепчет молитву. Уходя, успокаивающе говорит родителям:
- Ваш ребенок будет здоров.
И, конечно, как опять-таки говорят наши соседи, больному становится лучше, а то и вовсе хворь проходила. Скептики одновременно вызывали и участкового врача. Но авторитет старого Симхи от этого не страдал. Сам же он веровал, что именно он помог больному.
События, о которых я рассказываю, проходили на нашем "пятачке". Но Симху знали хорошо и в городе как глубоко верующего. Молился он дома. В синагогу ходил только по праздникам. В связи с этим рассказывали другую историю. А было это тридцать с лишним лет тому назад. Когда решено было ликвидировать часть Еврейского кладбища, вот то самое место, где теперь установлена стела жертвам еврейского погрома, на Скулянке.
В то время еще очень много жило в городе родственников, чьи родители, прародители покоились на этом месте. С болью в сердце думали живые об этом, по правде говоря, душераздирающем факте. Но куда денешься?
Вот тогда создалась группа сподвижников по перезахоронению останков на нынешнее еврейское кладбище. Это был коллективный труд, и среди возглавивших это дело был СИМХА. Тогда еще молодой...
Да что говорить, старый Симха был всеми уважаем, компетентен во многих делах, его советы были всегда разумны и основывались на реальных возможностях.
Вы знаете, - говорил Симха, - мне не важно, какой национальности человек, важно, чтобы он был Человеком - и тогда он является гордостью своей нации.
Каждая беседа с ним оставляла в душе неизгладимый след. Ибо он был начитан, настоящий эрудит. К сожалению, так сложились обстоятельства, что я с ним редко стал общаться. Но выглядывая во двор из моего окна на четвертом этаже, я почти ежедневно видел старого Симху. Он всегда был при деле, среди людей. Однажды возвращался я ранним утром с дежурства. Стояла та прекрасная пора, которую в народе называют "бабьим летом". Ветер, который пронесся ночью, переместил листву с ветвей на тротуар и мостовые, и она лежала прекрасным разноцветным ковром. Лучи восходящего солнца, освещая стволы деревьев, создавали настроение какой-то сказочной таинственности. Прохожих на улице было еще совсем мало. Шел не торопясь, любуясь прелестью пробуждающегося дня, и внутренне радовался этим прекрасным мгновениям жизни. Приблизившись к своему дому, заметил, что у шестого подъезда собралось много жильцов. Сразу екнуло сердце. Похороны? Мысленно перебрал: с кем это могло случиться? И - озноб прошил мое тело. Да ведь в этом подъезде живет старый Симха. Неужели?! Убыстрил шаг, и вот до моего слуха стали доходить веселые голоса, смех, прибаутки. Отлегло. И тут же я узнал, что старый Симха отбывает на землю Обетованную. И вышли его провожать жильцы почти со всего дома. Тогда и подумал: "Наконец старик решился". Это было для меня неожиданностью. Но в душе порадовался за него.
Кто-то сбоку от меня, по-видимому, тоже удивившийся происходящему здесь, произнес:
- Да-да, Симха едет в Израиль.
Это, конечно, случай не из ряда вон выходящий. Едут многие и в гости, и насовсем на Землю Обетованную, но на меня произвели неизгладимое впечатление именно эти проводы.
Их было много за последнее время, но таких...
Около подъезда жильцы устроили живой коридор с цветами. Должен вам сказать, что, если присмотреться, то здесь были люди почти всех национальностей бывшего Союза.
А вот и он, Симха, появился в дверях подъезда.
Подтянутый, элегантный, подчеркнуто опрятный, своей быстрой походкой стал обходить всех. Прощаясь за руку, всем что-то желал, а знал он каждого очень хорошо. Его обнимали, целовали, желали счастливого пути. Но вот он приблизился ко мне. Крепкое рукопожатие - и тогда у меня вырвалось.
- Таки решился, Симха? Он приостановился, мы посмотрели друг на друга, в глаза, и наши сердца забились в унисон.
А Симха сказал:
- Да, мой друг, от судьбы никуда не денешься. Рано или поздно, но побеждает зов предков, - и пошел дальше.
Продолжая наблюдать картину проводов (Симха сел в такси-фургон, с ним еще несколько молодых ребят, которые поехали провожать его в аэропорт), я почувствовал, что кто-то трясет меня за локоть. Оглянулся, Алевтина Ионовна, соседка из третьего подъезда. Пожалуй, самая крикливая в нашей округе. Не раз она заводилась и с Симхой, но тот всегда мог "остудить" ее пыл.
Сейчас она была "ниже травы и тише воды", явно не в своем амплуа, немного даже бледная.
Когда же такси с Симхой отъехало, она тихо проговорила:
- Теперь его нам будет не хватать. Бог ему в помощь!
Михаил КИМЕЛЬФЕЛЬД.
1993 г.
"Независимая Молдова". 29 марта, 2013.
http://www.nm.md/