В отечественной пинакотеке - живопись Айвазовского, Шишкина, Сурикова, Кустодиева, графика Ренуара, Дюрера и Рембрандта.
Вот только мы, по привычке или незнанию, всё сетуем на наше культурное захолустье.
Детище молдавского скульптора и французского авангардиста
«Что есть интересного в вашем городе?» - на этот вопрос заезжих туристов многие из нас лишь виновато разводят руками. А ведь если вдуматься и пораскинуть мозгами, один только Художественный музей Кишинёва в этом отношении – настоящий Клондайк. Он появился на свет более 70 лет назад благодаря стараниям известного скульптора Александра Плэмэдялэ. В 1939 году маэстро сумел убедить коллег по десятому салону Общества изобразительных искусств Бессарабии пожертвовать свои картины в дар будущей экспозиции. Те 160 полотен и стали началом коллекции, а француз Огюст Байяр - художник-авангардист, проживший и проработавший в Кишинёве не одно десятилетие, вошёл в историю как её первый хранитель. К сожалению, судьба того картинного собрания окутана тайной. Доподлинно известно, что в первые дни войны все экспонаты музея спешно эвакуировали. Поезд должен был следовать по железной дороге в сторону Харькова. Но до места назначения состав так и не доехал - то ли его разбомбили по дороге, то ли с ним случилась другая напасть.
Ничего себе, провинциальный музей!
Тем не менее, уже в ноябре1944 года, спустя каких-то два месяца после завершения Ясско-Кишинёвской операции, Художественный музей стали восстанавливать. Под него отдали одно из самых красивых зданий в городе (в своё время в нём останавливалась румынская королевская семья) - бывший дом титулярного советника Владимира Херца. В послевоенные годы с баланса на баланс из запасников Эрмитажа, Русского музея, Третьяковской галереи молдавской столице были переданы жемчужины русской живописи, написанные кистью Шишкина, Репина, Сурикова, Кустодиева, Перова, Саврасова, Крамского , Рериха, Серебряковой, Кукрыниксов… Этот список знаменитых имён можно продолжать ещё и ещё… В 1947 году хранилище музея пополнилось и первой частной коллекцией – произведениями западно-европейской живописи и гравюры. Она принадлежала уроженцу Кишинёва профессору Санкт-петербургской Академии художеств Павлу Шиллинговскому, который перед смертью в блокадном Ленинграде завещал её родному городу. В 50-е Ольга Плэмэдялэ, вдова знаменитого скульптора, передала в дар несколько работ своего мужа. То же самое сделала и дочь Огюста Байяра, которая, помимо картин отца, презентовала музею и большую коллекцию полотен бессарабских художников - многочисленных учеников Мастера. В 70-е годы через экспертно-закупочную комиссию при Минкульте СССР в Кишинёв попали офорты Рембрандта, Дюрера и Ренуара.
Есть в арсенале наших музейщиков и свои «голландцы», и даже позднее итальянское Возрождение! Правда, большинство этих картин безымянно, проверка их авторства – не только сложная, но и очень дорогостоящая процедура. Таких трат музей, увы, позволить себе не может.
Сегодня в общей сложности Национальный музей искусств хранит более 39 тысяч единиц экспонатов.
Некоторые из них достойны отдельного упоминания.
В Кишиневе находится самая лучшая в мире копия знаменитой «Шоколадницы»
Кому не посчастливилось увидеть шедевр Жана-Этьена Лиотара, выставленный в Дрезденской галерее, совершенно не уловит вторичности в нашей «Шоколаднице». Эта копия считается поистине уникальной. Автор полотна - член Российской Академии художеств Александр Лактионов, прославившийся своей картиной «Письмо с фронта». Он написал её в конце 40-х.
Рассказывают, что почтенная комиссия искусствоведов, прибывшая из ГДР, чтобы оценить труд советского копииста, долго не могла определить, где же копия, а где оригинал - так точно художник передал дух лиотаровской пастели - и шуршание атласного платья, и дрожание посуды, и даже запах шоколада, исходящий от картины.
В Советскую Молдавию это полотно перебралось в 1959 году, по линии всесоюзного Министерства культуры. Была ли она отправлена в нашу республику в «художественную эмиграцию», подальше от глаз «охотников за шедеврами», которые в случае чего могли подменить высокохудожественной копией оригинал, или тому послужила другая причина, неизвестно.
«Купальщицы» Зинаиды Серебряковой есть только у нас и в Русском музее
Картины племянницы великого Александра Бенуа, русской художницы «серебряного века» Зинаиды Серебряковой, эмигрировавшей в 1923 году в Париж, сегодня как никогда востребованы на международном рынке антикварного искусства. Её женскими образами и фирменным «ню» не устают восхищаться искусствоведы, коллекционеры и простые ценители живописи во всём мире. В череде самых знаковых полотен художницы называют знаменитую «Купальщицу», написанную в 1911 году. Увидеть её воочию можно в Русском музее. Но не все знают, что вариант этой картины кисти Серебряковой есть и в Кишинёве! Она была передана в дар молдавской столице в победном 45-м.
- Художники очень часто делают несколько набросков своих полотен, - рассказали «Комсомолке» в Национальном музее искусств. - Видимо, в случае «Купальщицы» Зинаиды Серебряковой произошло то же самое. Она пробовала и искала лучший ракурс своей натурщицы и выбрала окончательный вариант, который выставлен сегодня в Русском музее. Это не умаляет достоинств нашей «Купальщицы», которая практически идентична московской.
Кишинёвский Суриков — не «Боярыня Морозова», но всё же...
В одной из дарственных коллекций, полученных от московских и ленинградских музеев в послевоенные годы, оказалось несколько этюдов Василия Сурикова. Долгие годы молдавские искусствоведы были уверены, что речь идёт о фрагменте легендарного полотна «Боярыня Морозова», но только пару лет назад совместными усилиями с коллегами из Красноярского художественного музея имени Сурикова выяснилось, что в Кишинёв попали рисунки к другой, менее известной картине художника - «Благовещение».
Японские гравюры приехали в Молдову из Маньчжурии?
В постоянной экспозиции Национального музея искусств представлена и уникальная коллекция японской цветной ксилографии школы Укиё-э. Стараниями наших искусствоведов она была выкуплена у известной семьи московских коллекционеров ещё в середине 70-х. Те, в свою очередь, приобрели её под занавес Второй мировой войны у одного советского офицера, служившего в Маньчжурии, которая тогда была оккупирована Японией. В самой стране Восходящего солнца долгое время деревянные гравюры считались чем-то вроде лубка, пока не начали пользоваться успехом у западных галеристов и художников. Японские гравюры для них стали не просто антикварной экзотикой, но и пособием по современному искусству. Считается, что именно этот вид графики оказал большое влияние на становление импрессионизма.
Наталия ШМУРГУН, 19.11.2011, http://kp.ru
