Сообщение
Дуболом » 16 янв 2012, 16:41
Отрывок из книги П. Лучински "Молдова и Молдаване":
В сентябре-ноябре 1923 года один трансильванский журналист делился своими откровениями в нескольких номерах бухарестской газеты «Адевэрул»:
«Мне удалось впервые увидеть Бессарабию зимой 1916 года, спустя некоторое время после падения Бухареста. Там ещё властвовала царская Россия. Всё пространство между Прутом и Днестром казалось российским. Не было и намёка на румынское национальное пробуждение. За немногими исключениями, Бессарабия чувствовала себя очень хорошо под «игом Царя». «Молдоване» были самыми верными подданными Николая 2. Бессарабские полки (режименты), находившиеся во время революционных событий марта 1917 года в Петрограде, защищали царя ещё длительное время после его отречения от престола, пока с трудом уяснили истинные цели революции.
В первые мартовские дни 1917 года, сразу же после разгоревшегося пожара, я остановился в Кишинёве, где пробыл почти два года, до декабря 1918, когда объеденились все румынские провинции.
Довелось увидеть своими глазами и пережить всю эпоху преобразования Бессарабии из российской губернии в автономную провинцию, затем в «молдавскую республику», и, наконец, в составную часть Великой Румынии. Даже в какой-то степени был причастен к этому процессу.
С тех пор минуло почти пять лет. Этим летом мне довелось вновь пожить более месяца в Бессарабии. Я побывал в Измаиле, Орхее, Кишинёве, во многих сельских населённых пунктах, в монастырях; ознакомился с рядом школ, со сдачей экзаменов, с празднованиями, с процессом наделения крестьян землёй, ярмарками и др. Встретился со множеством известных публичных личностей; имел беседы со всеми бывшими и нынешними министрами Бесарабии (не менее чем с шестью!), с архиереями, священниками, игуменами, протопопами, с преподавателями, учителями, с очень многими крестьянами, даже с множеством детей.
Расстояние примерно в тысячу километров, разделяющее столицу трансильванскую от бессарабской, скорым поездом можно покрыть за 26 часов. Прохаживаюсь из одного конца вагона в другой в надежде увидеть кого-то из знакомых. Никого! Вместо французского языка, до войны обычно бывшего на слуху во время поездок в спальном вагоне, с изумлением отмечаю звучание русской речи. В Яссах выскакиваю на минутку, чтобы купить прессу из Бессарабии. Киоскёр спрашивает: «на русском?» «Нет, на румынском»,- отвечаю. «Румынских газет нет- говорит он, не пользуются спросом!»
И сегодня… после пяти лет румынского строя, кроме газеты кишинёвской национально-либеральной партии «Дрептатя», во всей Бессарабии больше не издаётся ни одна газета, да и эта полна партийной отравы.
Один лишь беглый взгляд по её страницам поверг меня в глубокое уныние. Тут же вспомнились слова одного из министров кабинета Авереску, г-на И. Петровича (философ, писатель и политический деятель Ион Петрович был министром также и в правительстве Антонеску- прим. П.Л.): «Русским не удалось русифицировать Бессарабию за 105 лет, нам же удалось это сделать менее чем за четыре года.»
И действительно, за каких-то 4-5 лет Бессарабия стала почти неузнаваемой. Сегодня там мало кого встретишь из того поколения скромных, трудолюбивых, искренних людей, фанатичных борцов за свободу, добрых молдаван и добрых румын, из героев, которые в разгар неимоверного российского безумия сумели сохранить нетронутой свою маленькую страну и присовокупить её к общему национальному достоянию, разве что какого-либо растерянного, разочарованного, выброшенного на обочину новым общественным строем человека. Бывшие «герои» большей частью держат нос по ветру, позарившись на высокие должности, ради которых пожертвовали своей духовной чистотой, пойдя на самые гнусные сговоры.
Поколение, создавшее нынешнюю Бессарабию, и которое призвано было всячески укреплять её, стало окончательно коррумпированным. И не его вина в этом, а тех, кто довёл его до такого положения. На них и падёт неизбежно проклятие народа. Когда беседуешь с немногими ещё оставшимися чистыми и честными бессарабцами, тебя невольно охватывает безысходное отчаяние. Почти никто из них не верит в завтрашний день. Все жалеют, что воссоединились с Румынией на всем известных условиях. Люди, жертвовавшие своей жизнью ради Бессарабии , сегодня заявляют, что будь они в силах разрушить то, что сделали, ни минуты не медлили бы, чтобы поставить крест на всём. А один из них высказался, что, мол, был бы только мир на Днестре…
В сёлах, беседуя с простыми молдаванами, слышишь то же самое. Нигде никакой уверенности. Исключение составляют лишь некоторые граждане, извлекающие выгоду, о коей и не мечтали, из проводимой властями политики… Крестьяне с нескрываемым презрением отзываются о Румынии и, если только почувствуют, что ты чужак, тут же замыкаются в себе. Надо выдавать себя обязательно за «молдаванина» или «трансильванца», чтобы добиться их расположения. Существующее положение, по их мнению, преходяще. Они не верят, что нынешняя власть сохранится надолго, мол, Россия ещё может вернуться…
Как-то заехав с друзьями в одно из сёл Орхейского края, мы мирно беседовали со старым крестьянином. Слово за словом и вдруг 78-летний мош Василе, глубокомудрый от природы мужик, спрашивает нас: Что слышно, есть ли надежда, что придёт добрый царь, или останется этот же который из за Прута?
Мы попытались успокоить моша Василе: мол, с царём уже всё решено! Так же и с Россией! Теперь мы объединились с романами (в Бессарабии нас до сего дня называют романами).
- А романы, с которыми мы объединились, интересуюсь я каковы они, мош Василе?
- А какими им быть,- отвечает дед. Хуже турок.
Пытаюсь задобрить его:
- Мош Василе, зачем говоришь, что они хуже турок? Ведь это наши братья!
- Братья! Пока есть что с нас взять! Они не одну шкуру с человека спустят!
- А разве, спрашиваю я, не говорят они, как и мы, по-молдавски!
Мош Василе резко обрывает меня:
Ты что, домнуле, они говорят по-цыгански…
Пересеките Бессарабию из одного конца в другой и вы везде столкнётесь с тем же менталитетом. Румыния не то что не смогла завоевать добрые и бескорыстные души местных жителей, а наоборот, своими глубоко ошибочными методами оттолкнула их от себя ещё дальше, чем прежде.
Существующее сегодня в Бессарабии духовное состояние кажется необъяснимым в сопоставлении с некоторыми важнейшими событиями, происшедшими за последние годы, приобретением национальной и гражданской свобод, всеобщим избирательным правом и наделением крестьян землёй. Конечно, названные меры открыли жизненные просторы, но они не привели в действие, как следовало ожидать, движущих сил души человеческой.
Что бы не говорилось, бессарабское население, которое не боролось за завоевание названых ценностей, не созрело ещё до них, а значит, не ведает цены приобретённому. При русских молдаване никогда не боролись за права своего национального языка, употреблению его в общественной жизни они не придавали особого значения, не то, что трансильванцы, к примеру, которые веками боролись и страдали за родной язык. И тут официальные круги Румынии допускают грубейшую ошибку, считая, что с введением в Бессарабии румынского языка они «национализировали» всю её жизнедеятельность. Язык сам по себе далеко не идентичен с культурой того или иного народа. Слова есть живые существа. Началом всего мира было слово. Мы не владеем языком, мы подчиняемся речи. Никакое человеческое воображение не может полностью отделиться от внелингвистической сущности, обозначаемой словом. Вот почему всякое общение носит, относительный характер. Для Бессарабии эта истина в два раза правдивее, чем для других регионов. Культура народа содержится, в первую очередь, в укладе общественной жизни и лишь потом в его учреждениях. А переправленные Румынией через реку Прут отдельные представители, а так же их нравы не всегда были на достаточном уровне, чтобы можно было их рекомендовать кому-либо в качестве образцов румынской культуры. Должностные лица злоупотребляющие своим служебным положением, законы, изменяющиеся по два раза в год, распоряжения, которые отменяются на другой день, никем не контролируемые налоги, брань, издевательства, избиения- это настолько отдалило Бессарабию от Румынии, что даже вся история и вся румынская литература, которые изучаются в школах, не смогут исправить положение на протяжении нескольких десятилетий.