Воспоминания о старом Кишинёве
Модератор: rimty
-
Смолин Евгений
- Гражданин
- Сообщения: 4292
- Зарегистрирован: 09 май 2011, 17:46
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
О бюсте Максима Горького не слышал. Поделитесь информацией. Спасибо и удачи.
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Если мне не изменяет память, то он стоял перед бывшей Гостиницей Совмина (a потом Сиабеко), нынешняя Jolly Alon.Смолин Евгений писал(а): ↑24 сен 2024, 22:36О бюсте Максима Горького не слышал. Поделитесь информацией. Спасибо и удачи.
viewtopic.php?p=30581#p30581
viewtopic.php?p=30622#p30622
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Мне Фрадис говорил, что я очень на него похож лицом) но фоток Виктора нет(
-
Смолин Евгений
- Гражданин
- Сообщения: 4292
- Зарегистрирован: 09 май 2011, 17:46
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Получается, что я пропустил. Стал участником форума 9 мая 2011г. а ваше сообщение было steinchik » 13 фев 2011, 09:01. Спасибо и здоровья.steinchik писал(а): ↑24 сен 2024, 23:07Если мне не изменяет память, то он стоял перед бывшей Гостиницей Совмина (a потом Сиабеко), нынешняя Jolly Alon.Смолин Евгений писал(а): ↑24 сен 2024, 22:36О бюсте Максима Горького не слышал. Поделитесь информацией. Спасибо и удачи.
viewtopic.php?p=30581#p30581
viewtopic.php?p=30622#p30622
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Последний раз редактировалось steinchik 22 окт 2024, 17:19, всего редактировалось 1 раз.
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
ТОже интересно... отопление ..
Кишинев. Коридорная система квартир. 1948 г.
https://catalog.shm.ru/api/spf/nCIySTcd ... 000&h=1000
Кишинев. Коридорная система квартир. 1948 г.
https://catalog.shm.ru/api/spf/nCIySTcd ... 000&h=1000
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Приметное здание. лесополоса вдоль дороги..
Есть и другие ориентиры.
время года вторая половина осени..
можно геолоцировать и сравнить с фото 1944 и спутником 1965
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Небольшой отрывок из воспоминаний Н. Ф. Монахова (1875—1936),
артиста оперетты, театра и кино, народного артиста РСФСР (1932)
Помню, когда мы выступали в Одессе в 1899 году, нас пригласили на июль и август в Кишинев, в сад Благородного собрания.
Одесса расположена от Кишинева очень близко, переезд удобен, и нам такое приглашение улыбалось. Условия ангажемента были такие: в первом отделении мы обязаны были участвовать в водевилях, а во втором — выступать куплетистами. Мой товарищ Жуков категорически возражал против такого договора, так как не хотел играть в водевилях. А мне этого как раз страстно хотелось. И после очень длительных дебатов между мной и Жуковым я придумал компромисс, принятый нанимателем, а именно: в водевилях должен был участвовать я один. И какое это было замечательное время, какие удивительные два месяца! Посудите сами: я играл «Победителей не судят», «Предложение». «Медведь», «Юбилей».
Это уже были не куплеты. Я играл. Мало того: я имел успех как участник этих комедий. Обо мне заговорили. В водевилях участвовали антрепренер И.П. Артемьев, его жена, брат его жены и я. Труппу можно было смело на звать почти «семейной».
Водевили, насколько позволяли обстоятельства, обставлялись любовно и являлись, так сказать, «гвоздем программы». Во втором отделении, которое называлось концертом, брат жены антрепренера выступал как танцовщик, а жена антрепренера — как танцовщица. Они на самом деле были в прошлом балетными артистами московского Большого театра. Но венцом концерта был наш дуэт «Монахов и Жуков».
Два месяца, проведенные в Кишиневе, показались мне прекрасным сном. Я ходил счастливейшим человеком и не чувствовал земли под собой. Единственным моим желанием было играть пьесы покрупнее, не в одном акте, а хотя бы в двух или трех актах. Но так как силы нашей труппы были весьма ограничены, то эта моя мечта не могла осуществиться.
Говоря о Кишиневе, я не могу не вспомнить колоритнейшую фигуру этого города — тогдашнего кишиневского полицеймейстера князя Кантакузена. Этот князь был фигурой весьма достопримечательной. Знакомство мое с ним произошло следующим образом.
Приехав в Кишинев, я устроился в одной маленькой гостинице. На следующее же утро, часов около десяти, слышу стук в дверь; в мою комнату входит военный человек в форме отставного армейского поручика (на поперечных погонах три звездочки) и представляется мне:
— Честь имею представиться, я — полицеймейстер города Кишинева.
Его появление, естественно, смутило меня. Я ломал себе голову, что ему может быть от меня нужно. Но вид у моего гостя был весьма миролюбивый. Он извинился, что беспокоит меня так рано (я только что встал, сидел за самоваром, пил чай), и сообщил, что по своему всегдашнему обыкновению приехал посмотреть, как я устроился. Вслед за тем он вызвал трясущегося от страха хозяина гостиницы и объявил ему, что счет, который он будет подавать мне в конце каждого месяца, должен представляться в канцелярию полицеймейстера. Там и будет производиться оплата.
По кислому виду хозяина я понял, что он никогда никаких денег не получит. Поэтому, по уходе полицеймейстера, который с особенной радостью, улыбаясь, пожал мне руку, я успокоил хозяина, что никаких счетов никуда посылать не надо, так как я буду расплачиваться сам. Надо сказать, что гостиница была до смешного дешевой: я платил за комнату с самоваром не то 15, не то 18 рублей в месяц.
Насколько мне удалось заметить, роль этого полицеймейстера в Кишиневе сводилась к устройству всевозможных вечеринок для скучающих окрестных помещиков и к налетам на еврейские магазины.
Вечеринки устраивались таким образом. Выгонялась вся публика из ресторана «Лондонской» гостиницы, ресторан объявлялся закрытым, накрывался стол на соответствующее количество человек, заказывались обильные закуски, ужин, вина, фрукты, словом, все, что полагается в таких случаях, и непременно на эти вечеринки приглашались мы, артисты сцены Благородного собрания.
Сомневаюсь, чтобы хозяин «Лондонской гостиницы» когда-нибудь получал деньги за эти вечеринки с полицеймейстера Кантакузена; но что полицеймейстер Кантакузен собирал эти деньги с помещиков — в этом нет никакого сомнения.
Как-то раз он со смехом рассказал мне, что он часто бывал в «Лондонской гостинице» у приехавшей из Одессы шансонетной певицы Громовой и что кишиневцы наклеили на двери номера, занимаемого этой Громовой, бумажку с надписью: «Канцелярия кишиневского оберполицеймейстера». Он рассказывал об этом с восторгом и некоторой гордостью — до чего, мол, он популярен в Кишиневе, и как местные жители следят за каждым его шагом.
В одну из августовских ночей, когда я сидел после спектакля у себя в номере у окна с самоваром на подоконнике, я увидел громадное зарево и услышал отдаленный гул. Пожар всегда вызывает во мне тревогу. Поэтому я набросил на себя пиджак, выскочил на улицу и побежал по направлению зарева. Горел густо населенный еврейский квартал, деревянные домики. Пожаром была охвачена громадная площадь. Пожарные были вдребезги пьяны. Ругань, крики, плач... Вдруг появляется полицеймейстерская линейка и в ней, стоя, в халате, без шапки, Кантакузен. По-видимому, непосредственно из «канцелярии кишиневского оберполицеймейстера».
Посыпались самые нелепые распоряжения, достойные этого градоправителя. Прежде всего: разогнать всех, даже тех, кто спасает свой скарб. Увидя меня принимавшим участие в тушении пожара, Кантакузен назвал меня «легкомысленным» и приказал какому-то полицейскому чину «отвести» меня от пожара. Мне пришлось повиноваться. Сколько таких сатрапов было в тогдашней России!..
Другим моим кишиневским знакомым, с которым я проводил большую часть своего свободного времени, был древний ночной сторож. Называя его древним, я нисколько не преувеличиваю, так как этому сторожу было не то 124, не то 134 года. Зимой того же года в журнале «Природа и люди» были помещены портреты двух братьев — ночных сторожей в Кишиневе. Младший из них и был моим другом.
Жил я в первом этаже. Широкий подоконник открытого окна служил мне столом. Каждую ночь после спектакля я помещался с одной стороны «стола» и протягивал через окно стул моему старому другу, а он садился с другой стороны. Мы пили чай и за чаем вели нескончаемые разговоры.
Однажды мой старый друг увидел у меня на тарелке виноград, который я покупал на базаре по четыре копейки око (три фунта). Он тут же меня побранил, что я разбрасываю зря деньги, и предложил мне дать ему копеек двадцать: когда утром поедут на базар арбы, он купит мне виноград и получше, и подешевле. Действительно, на следующее утро я увидел у себя на подоконнике громадную высокую кошелку, наполненную доверху мускатным виноградом.
артиста оперетты, театра и кино, народного артиста РСФСР (1932)
Помню, когда мы выступали в Одессе в 1899 году, нас пригласили на июль и август в Кишинев, в сад Благородного собрания.
Одесса расположена от Кишинева очень близко, переезд удобен, и нам такое приглашение улыбалось. Условия ангажемента были такие: в первом отделении мы обязаны были участвовать в водевилях, а во втором — выступать куплетистами. Мой товарищ Жуков категорически возражал против такого договора, так как не хотел играть в водевилях. А мне этого как раз страстно хотелось. И после очень длительных дебатов между мной и Жуковым я придумал компромисс, принятый нанимателем, а именно: в водевилях должен был участвовать я один. И какое это было замечательное время, какие удивительные два месяца! Посудите сами: я играл «Победителей не судят», «Предложение». «Медведь», «Юбилей».
Это уже были не куплеты. Я играл. Мало того: я имел успех как участник этих комедий. Обо мне заговорили. В водевилях участвовали антрепренер И.П. Артемьев, его жена, брат его жены и я. Труппу можно было смело на звать почти «семейной».
Водевили, насколько позволяли обстоятельства, обставлялись любовно и являлись, так сказать, «гвоздем программы». Во втором отделении, которое называлось концертом, брат жены антрепренера выступал как танцовщик, а жена антрепренера — как танцовщица. Они на самом деле были в прошлом балетными артистами московского Большого театра. Но венцом концерта был наш дуэт «Монахов и Жуков».
Два месяца, проведенные в Кишиневе, показались мне прекрасным сном. Я ходил счастливейшим человеком и не чувствовал земли под собой. Единственным моим желанием было играть пьесы покрупнее, не в одном акте, а хотя бы в двух или трех актах. Но так как силы нашей труппы были весьма ограничены, то эта моя мечта не могла осуществиться.
Говоря о Кишиневе, я не могу не вспомнить колоритнейшую фигуру этого города — тогдашнего кишиневского полицеймейстера князя Кантакузена. Этот князь был фигурой весьма достопримечательной. Знакомство мое с ним произошло следующим образом.
Приехав в Кишинев, я устроился в одной маленькой гостинице. На следующее же утро, часов около десяти, слышу стук в дверь; в мою комнату входит военный человек в форме отставного армейского поручика (на поперечных погонах три звездочки) и представляется мне:
— Честь имею представиться, я — полицеймейстер города Кишинева.
Его появление, естественно, смутило меня. Я ломал себе голову, что ему может быть от меня нужно. Но вид у моего гостя был весьма миролюбивый. Он извинился, что беспокоит меня так рано (я только что встал, сидел за самоваром, пил чай), и сообщил, что по своему всегдашнему обыкновению приехал посмотреть, как я устроился. Вслед за тем он вызвал трясущегося от страха хозяина гостиницы и объявил ему, что счет, который он будет подавать мне в конце каждого месяца, должен представляться в канцелярию полицеймейстера. Там и будет производиться оплата.
По кислому виду хозяина я понял, что он никогда никаких денег не получит. Поэтому, по уходе полицеймейстера, который с особенной радостью, улыбаясь, пожал мне руку, я успокоил хозяина, что никаких счетов никуда посылать не надо, так как я буду расплачиваться сам. Надо сказать, что гостиница была до смешного дешевой: я платил за комнату с самоваром не то 15, не то 18 рублей в месяц.
Насколько мне удалось заметить, роль этого полицеймейстера в Кишиневе сводилась к устройству всевозможных вечеринок для скучающих окрестных помещиков и к налетам на еврейские магазины.
Вечеринки устраивались таким образом. Выгонялась вся публика из ресторана «Лондонской» гостиницы, ресторан объявлялся закрытым, накрывался стол на соответствующее количество человек, заказывались обильные закуски, ужин, вина, фрукты, словом, все, что полагается в таких случаях, и непременно на эти вечеринки приглашались мы, артисты сцены Благородного собрания.
Сомневаюсь, чтобы хозяин «Лондонской гостиницы» когда-нибудь получал деньги за эти вечеринки с полицеймейстера Кантакузена; но что полицеймейстер Кантакузен собирал эти деньги с помещиков — в этом нет никакого сомнения.
Как-то раз он со смехом рассказал мне, что он часто бывал в «Лондонской гостинице» у приехавшей из Одессы шансонетной певицы Громовой и что кишиневцы наклеили на двери номера, занимаемого этой Громовой, бумажку с надписью: «Канцелярия кишиневского оберполицеймейстера». Он рассказывал об этом с восторгом и некоторой гордостью — до чего, мол, он популярен в Кишиневе, и как местные жители следят за каждым его шагом.
В одну из августовских ночей, когда я сидел после спектакля у себя в номере у окна с самоваром на подоконнике, я увидел громадное зарево и услышал отдаленный гул. Пожар всегда вызывает во мне тревогу. Поэтому я набросил на себя пиджак, выскочил на улицу и побежал по направлению зарева. Горел густо населенный еврейский квартал, деревянные домики. Пожаром была охвачена громадная площадь. Пожарные были вдребезги пьяны. Ругань, крики, плач... Вдруг появляется полицеймейстерская линейка и в ней, стоя, в халате, без шапки, Кантакузен. По-видимому, непосредственно из «канцелярии кишиневского оберполицеймейстера».
Посыпались самые нелепые распоряжения, достойные этого градоправителя. Прежде всего: разогнать всех, даже тех, кто спасает свой скарб. Увидя меня принимавшим участие в тушении пожара, Кантакузен назвал меня «легкомысленным» и приказал какому-то полицейскому чину «отвести» меня от пожара. Мне пришлось повиноваться. Сколько таких сатрапов было в тогдашней России!..
Другим моим кишиневским знакомым, с которым я проводил большую часть своего свободного времени, был древний ночной сторож. Называя его древним, я нисколько не преувеличиваю, так как этому сторожу было не то 124, не то 134 года. Зимой того же года в журнале «Природа и люди» были помещены портреты двух братьев — ночных сторожей в Кишиневе. Младший из них и был моим другом.
Жил я в первом этаже. Широкий подоконник открытого окна служил мне столом. Каждую ночь после спектакля я помещался с одной стороны «стола» и протягивал через окно стул моему старому другу, а он садился с другой стороны. Мы пили чай и за чаем вели нескончаемые разговоры.
Однажды мой старый друг увидел у меня на тарелке виноград, который я покупал на базаре по четыре копейки око (три фунта). Он тут же меня побранил, что я разбрасываю зря деньги, и предложил мне дать ему копеек двадцать: когда утром поедут на базар арбы, он купит мне виноград и получше, и подешевле. Действительно, на следующее утро я увидел у себя на подоконнике громадную высокую кошелку, наполненную доверху мускатным виноградом.
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
rimty писал(а): ↑01 дек 2024, 19:09Небольшой отрывок из воспоминаний Н. Ф. Монахова (1875—1936),
артиста оперетты, театра и кино, народного артиста РСФСР (1932)
Помню, когда мы выступали в Одессе в 1899 году, нас пригласили на июль и август в Кишинев, в сад Благородного собрания.
.....
Другим моим кишиневским знакомым, с которым я проводил большую часть своего свободного времени, был древний ночной сторож. Называя его древним, я нисколько не преувеличиваю, так как этому сторожу было не то 124, не то 134 года. Зимой того же года в журнале «Природа и люди» были помещены портреты двух братьев — ночных сторожей в Кишиневе. Младший из них и был моим другом.
Жил я в первом этаже. Широкий подоконник открытого окна служил мне столом. Каждую ночь после спектакля я помещался с одной стороны «стола» и протягивал через окно стул моему старому другу, а он садился с другой стороны. Мы пили чай и за чаем вели нескончаемые разговоры.
Однажды мой старый друг увидел у меня на тарелке виноград, который я покупал на базаре по четыре копейки око (три фунта). Он тут же меня побранил, что я разбрасываю зря деньги, и предложил мне дать ему копеек двадцать: когда утром поедут на базар арбы, он купит мне виноград и получше, и подешевле. Действительно, на следующее утро я увидел у себя на подоконнике громадную высокую кошелку, наполненную доверху мускатным виноградом.
что удалось найти... по датам не совпадает,
но по сути , по факту долгожительства - так да.
Природа и люди, 1911 год
Re: Воспоминания о старом Кишинёве
Бомбоане и кодруле: Марина Степнова о жизни в Кишиневе.
Рассказ из сборника «Без очереди».
ОТРЫВОК ИЗ РАССКАЗА «БЕЛЫЙ УНИТАЗ»
https://ebraika.ru/tag/belyj-unitaz/
Рассказ из сборника «Без очереди».
ОТРЫВОК ИЗ РАССКАЗА «БЕЛЫЙ УНИТАЗ»
https://ebraika.ru/tag/belyj-unitaz/