Интересная статья о митрополите Гаврииле Бэнулеску-Бодони, человеке, благодаря которому Кишинёв и стал крупным городом, столицей.
Banulescu-Bodoni.jpg
Митрополит-просветитель — отец столицы
Известно, что в России военная знать всегда стояла выше духовной. Владимир Соловьёв в самом начале «Трёх разговоров» заметил, как активно «штурмовали небо» русские воины: в святцах в этой стране едва ли не половина святых — бойцы и князья, лишь вторая половина — монахи и священники, крестьян же и купцов среди святых почти нет.
Молдавия — случай иной. Светская власть никогда не была здесь в особом почёте. Чаще всего она и выражала интересы не самой страны, а её зарубежного правителя — султана или царя. Духовный авторитет здесь всегда был не только выше, но и ближе, понятнее. Яркий пример тому — Гавриил Бэнулеску-Бодони (1746—1820), чьё имя носит одна из центральных улиц столицы.
I
Этот человек родился в 1746 году в Нэсэуд (Трансильвания). Учился в Киево-Могилянской духовной академии, основанной за сто лет до того великим просветителем св. Петру Мовилэ. Продолжал образование (по-нынешнему, стажировался) в лучших греческих духовных центрах: на острове Патмос (где св. Иоанна посетили апокалиптические видения), в Смирне, в духовной академии на Святой горе Афон. Окончив учёбу в 1776 году, 30-летний Бэнулеску-Бодони вернулся в Нэсэуд и год проработал там школьным учителем. Но уже год спустя он становится преподавателем латыни в Господарской школе в Яссах.
Тесные связи киевской поры сделали будущего иерарха сторонником русской ориентации. После Ясс он преподаёт греческий язык в духовной семинарии в Полтаве, а затем в Екатеринославе, городе, только что основанном Г. А. Потёмкиным. Затем Бэнулеску-Бодони — ректор Екатеринославской семинарии. Во время войны 1787—1791 годов он активный сторонник влияния России среди молдавских бояр. Не без его участия при штабе Потёмкина в Яссах начинает выпускаться первая молдавская газета.
Завязываются высокие придворные связи, следуют высокие почести. Вскоре Г. Бэнулеску-Бодони становится митрополитом Киевским. Во время войны 1806—1812 годов он назначен экзархом Молдавии, Валахии и Бессарабии. Экзарх — значит наместник церкви на чужой канонической территории: молдавская церковь подчинялась в то время Константинопольскому патриарху, а Бэнулеску-Бодони представлял РПЦ. По окончании войны он остаётся в Бессарабии в чине архиепископа Кишинёвского и Хотинского, а вскоре становится первым митрополитом Бессарабии.
II
Митрополию пришлось строить практически на пустом месте. Кишинёв, ставший резиденцией Г. Бэнулеску-Бодони, был в то время небольшим городком, принадлежавшим Галатскому монастырю в Яссах и застроенным глинобитными и саманными домами. Нынешние городские окраины были сёлами, принадлежавшими двум другим монастырям или частным владельцам. Однако двор митрополита стал центром, вокруг которого группировалось молдавское боярство, а сам Гавриил — его представителем перед лицом русских властей, своего рода дуайеном молдавского боярства. Другой власти у молдаван края на тот момент не было. Старая фанариотская администрация осталась за Прутом, а русские чиновники не были знакомы с порядками и обычаями страны.
Нетрудно понять, как велика была роль единственной личности, пользовавшейся всеобщим уважением, — митрополита. Тем более что и до 1812 года митрополит в Молдове и Валахии по традиции был первым из членов Дивана (государственного совета). Именно к нему население обращалось с гражданскими исками, и только если ему не удавалось примирить стороны, — продолжало дело в господарском суде. Этим и определялась роль Г. Бэнулеску-Бодони в крае. Он стал противовесом таким служакам, как генерал Гартинг, человек исполнительный и педантичный, но не понимавший, зачем ему считаться с местным населением и его обычаями. Бэнулеску-Бодони удавалось сдерживать таких «ретивых администраторов», обращаясь через их голову в Сенат или к самому царю.
Население, попавшее между российским молотом и турецкой наковальней, было растеряно. Люди тысячами уходили через Прут — как в восточную, так и в западную сторону. Никому не хотелось сохранения турецко-фанариотских порядков, но и перспектива введения крепостного права пугала молдаван (в самой Молдове оно было отменено ещё в 1749 году Константином Маврокордатом). И население не знало, куда податься. В этой ситуации митрополит, как и положено ему по сану, сыграл свою роль примирителя. П. П. Свиньин, о котором речь ещё впереди, отмечал: «… Область сия потеряла много от побегов за границу болгар и молдаван, не могших переносить тягости земских повинностей и притеснений. Причинило сие по меньшей пропорции убыли в народонаселении до 3000 семейств. В начале 1814 года по сим обстоятельствам большая часть жителей готова была бежать по турецкую сторону Прута, но остановлена была отеческим увещанием преосвященного Экзарха» — то есть митрополита Гавриила. Видимо, он обещал крестьянам заступничество перед лицом Александра I, в глазах которого слово бессарабского митрополита, несомненно, было весомым.
Благодаря стараниям Г. Бэнулеску-Бодони Кишинёв стал столицей края. Наместник Бахметьев предлагал на эту роль Бендеры — через них проходило больше торговых путей, были мощная крепость и готовые административные помещения. Митрополит не только настоял на Кишинёве, но и выкупил для казны и сам город, и окрестные сёла специально с этой целью — «для устройства губернского города». В 1818 году Александр I, посетив Бессарабию, лично утвердил этот выбор. Таким образом, митрополит Гавриил по праву может считаться отцом-основателем нашего города — не вообще поселения (оно существовало и раньше, с XV века), а того экономического и культурного центра, каким мы его знаем сейчас.
Ещё раньше, в 1816 году, в Бессарабию для ознакомления с местными условиями был направлен коллежский асессор П. П. Свиньин — личность, заслуживающая отдельного рассказа. Итогом его полугодичной поездки стало «Описание Бессарабской области», представленное председателю Комитета министров князю Салтыкову. В основу его легли статистические сведения и отчёты, которые Свиньин как представитель Петербурга имел право затребовать со всех местных чиновников, а также информация, полученная от бояр и прежде всего от митрополита. По истечении срока секретности это «Описание» (правда, без 70 приложений, к тому времени потерявшихся в архивах) было опубликовано Н. Я. Мурзакевичем в «Записках Одесского общества истории и древностей» (1867 г.), а недавно переиздано в Кишинёве (журнал «Stratum plus», 2001—2002, № 6, стр. 342—413; комментарии — там же, стр. 414—428).
П. П. Свиньин застал город только ещё строящимся. Из казённых зданий налицо были только госпиталь, острог и армейские постройки. Зато на холме уже стояла заложенная всего годом раньше митрополия, включавшая не только дворец самого митрополита, но и служебные помещения, в том числе корпус для типографии и особый флигель для переплётной мастерской. Этот дворец («длиною 27 и шириною 8 сажень», по данным Свиньина, то есть 51,6?17м) был архитектурным центром Кишинёва до 1941 года, когда он был разрушен при отступлении советских войск — в числе других зданий, которые должны были «не достаться врагу». Ныне на его месте здание правительства республики. Кроме того, только ещё намечалось строительство при митрополии гостиницы, больницы и бани. Всё это делалось в то время, пока администрация края только «раскачивалась».
П. П. Свиньин прибыл в момент, когда боярство и военные власти пытались решить, каким будет облик новой российской области. Приехав в край, ещё не имевший даже официальной столицы, он обратился прямиком к местной элите — боярам, и прежде всего к их духовному главе. Именно от Г. Бэнулеску-Бодони он получил сведения о религиозной ситуации в крае (что сам и отметил); вероятно, от него — о молдавской истории. И в своём отчёте не забыл отблагодарить митрополита:
«Спокойствие и торжество церкви, доказывающееся процветанием храмов Божьих и приобщением разноверцев к православной христианской вере, заставляет народ благословлять имя вручившего паству сию столь мудрому мужу, каков преосвященный Гавриил».
III
Однако главным делом жизни Г. Бэнулеску-Бодони было и оставалось просвещение. О неподготовленности и слабых знаниях молдавских священников с иронией писал ещё Димитрие-Водэ Кантемир. Впрочем, быть может, господарь-эмигрант просто хотел подчеркнуть сходство молдавских и русских условий, а заодно угодить Петру I — тоже противнику богословской схоластики. Так или иначе, фанариоты за сто лет не улучшили положение. И митрополит Гавриил встал на путь духовного просвещения, в котором не было бы разрыва между религией и светскими знаниями.
Этот путь ещё в XVII веке проторили великие просветители православного мира: сначала Петру Мовилэ, основатель первого в Восточной Европе университета (в Киеве), а за ним Симеон Полоцкий, Иннокентий Монастырский, Сильвестр Медведев. Потом их деяния поблекли на фоне грандиозного размаха петровских реформ. Потомки предпочли забыть, что Пётр Великий строил не на пустом месте, что его ломка прежних традиций не была необходимой и тем более вынужденной. Традиции мешали Петру тем, что давали личности нравственную опору, независимую от власти. Опору в том числе и для сопротивления этой власти. А Пётр хотел подданных не только просвещённых, но и управляемых. Отсюда его разрыв с церковным, православным просвещением. Однако сто лет спустя, когда Европа столкнулась с революцией, когда даже такие певцы вольности, как А. Н. Радищев, были напуганы ужасами красного террора во Франции, о церковном просвещении вспомнили вновь. Правда, для России оно уже безнадёжно запоздало, но для Молдавии, искусственно задержанной в развитии фанариотским режимом, тем более для Бессарабии, где не было даже школ, это всё ещё был шаг вперёд.
Ещё в Яссах, в бытность экзархом, Г. Бэнулеску-Бодони основал духовную семинарию и вскоре «за сугубую ревность к службе» был награждён орденом св. Анны 2-й степени и митрой. После Бухарестского мира он настоял на открытии начальных школ для детей священников и церковнослужителей в монастырях Куркь и Хыржаука. В 1813 году в Кишинёве была открыта духовная семинария, о чём торжественно объявили по всем цинутам (уездам). На её содержание митрополит предложил отчислять 20 % от доходов монастырских вотчин Бессарабии, на что согласились и монастыри-владельцы (сведения П. П. Свиньина).
Светское образование боярских детей было отдано на откуп малограмотным учителям-иностранцам, вроде фонвизинского Вральмана. В 1816 году Г. Бэнулеску-Бодони открыл при духовной семинарии Благородный пансион — первую в Бессарабии светскую школу. Программа пансиона включала изучение русского, латинского, греческого и молдавского языков, грамматики, арифметики. А также катехизиса. «Для наставления юношества в христианской православной вере, любви к Богу, Государю, отечеству и ближнему, а также почтению к родителям и начальству», — как писал сам митрополит Гартингу. Царь и Синод разрешили открыть школу «впредь до устройства гражданского училища». Это училище (областной лицей) было открыто лишь в 1833 году, а до тех пор пансион Бодони был главным центром образования в крае.
Г. Бэнулеску-Бодони принял близко к сердцу задачи Библейского общества, созданного в России в 1812 году по решению Александра I. Они включали распространение Библии и развитие народных школ по популярной в то время ланкастерской системе взаимного обучения. По этой системе учитель преподавал старшим ученикам, а те в свою очередь — младшим. В школе не было ни классов (вместо них — «десятки» во главе со старшими учениками), ни учебников (учитель каждый день говорил старшим то, что они должны были назавтра передать подопечным), ни твёрдой программы. Такая система возникла в британской Индии и позволяла быстро подготовить людей с начальным образованием там, где на это не хватало ни кадров, ни средств.
В России ланкастерским обучением воспользовались, с одной стороны, консервативные просветители из Библейского общества, с другой — декабристы. Принято считать, что первые во главе с «министром затемнения», фанатиком А. Н. Голицыным — сплошь мракобесы, в то время как вторые действительно давали крестьянам и особенно солдатам основы знаний. Ещё бы, большинство из нас слыхало о членах Библейского общества лишь со слов Пушкина, который их терпеть не мог: М. С. Воронцов — «полумилорд, полукупец», молдавский боярин и крупный чиновник просвещения А. С. Стурдза — «холоп венчанного солдата»…
Отсюда же, кстати, прорывающаяся в кишинёвских стихах Пушкина неприязнь к престарелому митрополиту. Ссыльный поэт бывал порой несправедлив к месту своей ссылки. После Москвы и Петербурга только ещё строящийся Кишинёв не мог ему понравиться, тем более что поэт был здесь под надзором. И это надо учитывать, когда читаешь его стихи про «проклятый город Кишинёв» или про «ясского пана», которому он в этом городе наставил рога, а потом его же и избил (боярин Балш). Тем более это, конечно, относилось к митрополиту Гавриилу, близкому к сославшему Пушкина царю. В одном из стихов 1821 года («В. Л. Давыдову») Пушкин отзывается о его смерти, по нынешним меркам, попросту непристойно в такой момент:
На этих днях, [среди] собора,
Митрополит, седой обжора,
Перед обедом невзначай
Велел жить долго всей России
И с сыном Птички и Марии
Пошёл христосоваться в рай…
Да и написанная в Кишинёве «Гавриилиада» метит отчасти в Бэнулеску-Бодони. Поэту, отнюдь не религиозно настроенному, приходилось регулярно бывать на службах в Благовещенской церкви, построенной в 1810 году капитаном Г. Герити. Как замечает по этому поводу пушкинист М. В. Строганов: «Тройной каламбур: митрополит Гавриил служит в церкви, построенной капитаном Гаврилой и посвященной «благой вести», которую принес Деве Марии архангел Гавриил, — просто провоцировал поэта на пародию». Однако, положа руку на сердце: рядом с «Евгением Онегиным» и «Борисом Годуновым» «Гавриилиада» не больше, чем хулиганская выходка 21-летнего юноши, говорившего, что «нам с бароном Дельвигом, надеюсь, не всегда обязательно быть умными». Не этой поэмой Пушкин стал Пушкиным.
На самом деле не так всё просто. Даже начальное обучение у декабристов было крайне политизировано: что сказать об арифметических задачах «антикрепостнического содержания»? 1 сентября 1820 года генерал М. Ф. Орлов, один из лидеров раннего декабристского движения, писал из Кишинёва генералу Дибичу: «Довольствуйтесь малым образованием, но чтобы оно было общее. (…)
Но зато умножайте число таковых молодых людей, чтобы просвещение было, как расставленные сети, и чтобы никто из молодых офицеров не мог оного избежать. Тогда исполнится вещь истинно полезная и успехи будут чрезвычайны» (подч. мной). «Просвещение», которого никто не должен избежать, — чем это лучше мракобесия, и есть ли тут вообще разница? К тому же у каждого декабриста было своё понятие о том, что такое эта «вещь истинно полезная», о которой писал генерал (имея в виду проект будущей свободной России). Самому М. Ф. Орлову, например, она представлялась как республика феодалов, владеющих замками и имеющих право даже на частные войны.
На этом фоне Библейское общество выглядит ещё не так худо. Конечно, главной его задачей считался «великий подвиг борьбы с неверием». Но школы всё-таки появлялись, и число грамотных людей росло. В Бессарабское отделение общества вступило 70 духовных лиц, а сам митрополит и наместник Бахметьев стали его вице-президентами. Сразу же был организован сбор средств на распространение Библии. Организован полицейскими мерами, через околашей и капитанов де тырг: в царской России на местах не было других представителей власти, кроме полиции. Тем не менее на эти деньги уже к концу 1818 года в Москве и Петербурге было отпечатано и прислано в Бессарабию 4005 экземпляров Нового Завета на молдавском языке и 250 — на греческом. Для сравнения: русский перевод Библии появился лишь 60 лет спустя (1876 г.). И после упорного сопротивления церковников — Синод полагал, что русскому народу больше подходит церковнославянская Библия. Не вполне понимают? Тем лучше — будут слепо верить священнику! (По той же причине католическая церковь ещё в XV веке вообще запретила мирянам читать Библию самим.) Бессарабское библейское общество, как видим, пошло куда дальше. Успех, правда, был явно неполный: среди неграмотного населения книги расходились очень вяло, хотя их пропускали без пошлины даже за Прут.
Впрочем, Г. Бэнулеску-Бодони не ограничился изданием в России. В 1814 году он открыл при митрополии епархиальную типографию — первую типографию в Бессарабии. Здесь печатались не только библии и катехизисы, но и буквари.
IV
Через год после смерти митрополита, в 1821 году, восстание Тудора Владимиреску разбудит бухарестских «латинизаторов», которые отдадут культуру Молдовы и Валахии в ученицы западным наставникам. В это самое время школы и типография Г. Бэнулеску-Бодони превращали Бессарабию в центр старой молдавской культуры, в заповедник молдавской традиции, привлекавший многих деятелей культуры даже из-за Прута. Благодаря митрополиту и его питомцам старая молдавская культура не угасла на родной земле.
И вот тут перед нами встаёт вопрос, так тревоживший философов-евразийцев: в чём причина того, что две половины некогда органического «национального тела» пошли столь разными путями? Мы знаем, что в XX веке Румыния стала заложником великих держав. Её территорию увеличивали, когда это было выгодно Франции или СССР, и вновь урезали, когда в этом видела свою выгоду Германия. Правда ли, что корень зла — в принятии западных ценностей, чуждых народу?
Но тогда спросим себя: а точно ли эти ценности были приняты? И точно ли они определили дальнейшую румынскую историю?
Школы и типография Г. Бэнулеску-Бодони превратили Бессарабию в центр старой молдавской культуры, в заповедник традиции, привлекавший многих деятелей культуры даже из-за Прута.
Да, идеалы Французской революции включали свободу крестьян от всякой зависимости от феодальных господ, в том числе от барщины и повинностей. Но точно ли румынские крестьяне получили свободу и землю только потому, что так требовали французские революционеры?
Считаем. Первым шагом был акт Константина Маврокордата (1749 г.), действительно поклонника философии Просвещения. Но что он сделал? Всего лишь вывел крестьян из-под боярской юрисдикции. Однако крестьяне остались арендаторами боярской земли, за которую продолжали нести тяжесть и барщины, и оброка. Вдобавок господарь и не подумал освободить крестьян от государственных повинностей — а они в Молдове были в 6—8 раз выше боярских.
Второй шаг — неудачная реформа А. И. Кузы, давшая крестьянам вместо земли лишь призрачную надежду. И это в стране, где 90 % крестьянского рациона составляла мамалыга, бедная белком, что приводило к повальному заболеванию пеллагрой — белковой недостаточностью, вызывавшей физическое и умственное отставание. От этой болезни треть румынских детей умирала в возрасте до 5 лет. Такого не было в Бессарабии, где избыток земли и поощрение царского правительства (пусть в своих корыстных целях, но всё же…) позволяли вести более эффективное хозяйство. Этот край не стал кукурузной плантацией, он превратился во всероссийский сад экспортных культур.
Третий шаг — крестьянские восстания 1888 и особенно 1907 годов, румынская пугачёвщина. Расстрелы и повальные порки — вот всё, чем сумело ответить правительство. Но после 1907 года и консерваторам, и либералам стало ясно: следующее такое восстание может оказаться последним.
Кишиневская духовная семинария основанная Г. Бэнулеску-Бодони
И четвертый шаг — Первая мировая война. В 1916 году румынская армия, едва вступив в войну, была разбита. Две трети территории, включая столицу, заняли немцы и австрийцы, остаток удалось удержать при помощи русской армии. Но в 1917 году стало ясно, что русская армия разваливается. Надежды на поддержку извне не осталось. И тогда король Фердинанд сам выехал на фронт к солдатам и обратился к ним: вы только выручите — и после победы землю дадим! И солдаты показали, на что способны. Стойкость румынских войск при Мэрешть и Мэрэшешть вызвала удивление союзников. И послевоенная реформа дала крестьянам помещичью землю. Спрашивается: при чём тут западные идеи? Могли ли вообще события развиваться иначе?
Конечно, помещиков удовлетворили другим путём. Появление автомобилей вызвало спрос на нефть, и с начала XX века Румыния стала «нефтяным эмиратом» Европы, так что в 1921 году бояре легко променяли поместья на нефтяные акции. Но почему их собратья в Латинской Америке долго удерживали и то, и другое? Разве дело в «национальном духе»? Ведь в Венесуэле или Колумбии идеи Французской революции внедрялись в массовое сознание со времён Боливара!
События 1812 года действительно стали переломными. Единый молдавский народ разделился на две половины. Одна пошла с Валахией, по пути европеизации и национализма, другая — с Россией, по пути консервативных реформ. И теперь уже поздно рассуждать, кто был прав, кто виноват. И тем более судить с точки зрения какого-то одного отвлечённого принципа. У каждой из этих дорог были свои плюсы и минусы. Теперь они уже различны.
Митрополит Г. Бэнулеску-Бодони желал своему народу только блага и достиг в этом многого. Его заслуги не должны быть забыты. И при этом он был ключевой фигурой в выборе восточной частью молдаван своего особого пути — российского типа. Назвать это «исторической миссией» сложно: понятие «миссии» несёт отпечаток фатализма. Но теперь этот выбор — часть нашей общей истории. Его нельзя ни отменить волевым актом, ни забыть. Впредь с ним можно только считаться.
Леонид Мосионжник
Источник -
http://www.public.md/