Сообщение
rimty » 27 янв 2011, 22:09
Из воспоминаний С. ШПИТАЛЬНИК-МОЛЧАНСКОЙ:
От лета до лета
28 июня 1940 года Кишинёв становится советским городом. Я в восторге, прикалываю красную звёздочку к лучшей своей меланезовой блузке. Жизнь отличается новизной, неожиданностями, кажущимся весельем. Впервые сталкиваюсь с двойными стандартами. Воспитанной отцом в идеалах равенства и братства, мне было легко в школе проникнуться советской идеологией на уровне моего наивного детского сознания.
Лето 1940 года было необычным; город наводнили новые люди – главным образом, чиновники из СССP и беженцы из Румынии. Местных жителей начали уплотнять.
Гимназия была преобразована в среднюю русскую школу. Из-за разницы между прежней программой и советской нас как бы оставили на второй год: мы превратились в шестиклассниц. Из прежних учителей остались: Штирбу (преподавала арифметику), Гагауз (географию и ботанику), Бугаева (французский). Физику читала прибывшая из Украины Александра Андреевна, русский язык – местная женщина-адвокат Каплан. Обожала я учителя истории Петра Даниловича Калину, молодого человека на костылях. Он образно преподносил события из древней истории; большое внимание уделялось восстаниям Спартака и даже Бар-Кохбы. После войны говорили, что Пётр Данилович геройски погиб в тылу у фашистов.
Для детей 1940 год ознаменовался значительным событием: в здании Митрополии на проспекте Ленина (там, где сейчас т. н. Белый дом) открылся Дворец пионеров. Приезжали актёры, ораторы, писатели.
На базе профессиональной женской школы была создана еврейская средняя школа.
Несколько месяцев просуществовал Еврейский театр, с великой Сиди Таль; в нём сотрудничали театральный деятель и поэт Я. Штернберг, поэт М. Сакциер, молодой писатель Ихил Шрайбман.
Приезжие из Румынии обучали нас новым шумным играм. Вообще детям было весело, а вот взрослые всё больше мрачнели. Они с ужасом перечисляли знакомых, которых арестовали: буржуев, сионистов и др.
Папа работал по специальности в Главлесосбыте. «Советские» служащие привезли с собой канцелярские счёты. Однажды сотрудникам заблагорассудилось заключить пари: папа будет считать в уме, а кто-то из других бухгалтеров – на счётах. Папа, к всеобщему удивлению, вышел победителем!
Осенью 1940 года мы пережили два землетрясения. От произошедшего после празднования Октября, под утро, пострадала наша школа, были разрушения и у нас дома – частично развалилась одна из стен в прихожей.
Несколько недель мы проучились в другой школе – в здании бывшей гимназии «Михай Эминеску».
Класс наш был дружным, костяк составляли бывшие соученицы по гимназии.
Хоть школа уже не считалась женской, мальчик у нас был только один – из беженцев из Румынии. Он держался скромно и незаметно среди бойких и шумных девчонок. Среди новеньких оказались две приятные девочки из Румынии – Мэри Перперо и Софи Розенфельд. Подобно другим моим соученицам, они погибли в гетто...
Я лежу в своей белоснежной постели, утомлённая после весёлого субботнего дня – мы целой ватагой играли в «Король, король, подавай солдат!», в привезённую из Румынии игру «Cavalerul refuzat» в Соборном парке. Вечером кто-то из соседей рассказывал с большим удовлетворением, что недавно вернулся из Бендер, где слушал лекцию о том, что войны не будет. А мальчишки в парке носились с криками: «Внимание, внимание, на нас спешит Германия!» Не хочется думать ни о чём таком. Но в доме давно неспокойно, старшие волнуются, вестей из Франции нет,
да и быть не может – Париж давно оккупирован немцами. Через много лет мы узнали, что мой дядя Филипп воевал с немцами, состоя в Маки.
И грянул гром!
И тут перед рассветом 22 июня 1941 года просыпаемся от невероятного гула –
это немецкие самолёты бомбят Кишинёв. Во дворе переполох. Все стоят
группками, грустные, озабоченные. Утром выясняется – война. Слушаем по
радио выступление Молотова. Взрослые ребята спешат в военкомат, единодушно просятся на фронт. Их пока отправляют по домам, приказывают ждать повестки.
Со стороны Екатерининской один из подвалов переоборудован в бомбоубежище,
мы туда стаскиваем тёплые вещи – в подвале сыровато и прохладно. Я в бомбоубежище спокойно читаю «Овод» Э. Войнич. Все уверены, что война эта ненадолго: в Германии вспыхнет революция…
Уж о том, что немцы окажутся на противоположном берегу Днестра, и речи быть не может.
Вскоре эта уверенность улетучивается, людьми овладевает паника. Приезжие из СССР спешат выехать. Кое-кто из юношей получает повестки.
В путь-дорогу…
Мы спешно собираем какое-то барахло в узлы. У меня свой узелок – отбираю из альбомов фотографии (к великому счастью, часть из них сохранилась), туда же прячу только недавно приобретённые «Краткий курс истории ВКП(б)» и Конституцию (Основной закон) СССР! Так их и сохранила до возвращения в родной город, наивная дурочка: боялась, чтобы эти ценные издания не достались врагу. Вместе со многими другими наша семья собирается покинуть город, пешком пробраться к Днестру, в Вадул-луй-Водэ.
Почти весь последний день перед уходом я провела в обнимку со своей подругой.
Её бабушка и дедушка по фамилии Заг твёрдо решили не покидать свою уютную квартиру во дворе у Казанских по Часовенному переулку: они-де получили письмо из Румынии, в котором сообщалось, что с новыми соседями, то бишь с немцами, можно жить в полном согласии. Старики уговорили дочь Полю остаться вместе с внучкой. Вся их семья погибла в кишинёвском гетто.
И вот шагаем мы с тяжёлым грузом по улицам родного города к окраине. Папе удаётся меня пристроить в экипаж. Так получилось, что в запруженном людьми посёлке я оказалась одна. Вскоре набрела на друзей нашей семьи – Вильнеров. Однако чувствовалось, что при данных обстоятельствах они мне не рады, я ведь могла разминуться со своими. К счастью, ещё дотемна родители добрались до нашего «табора». Ужинать не пришлось; переночевали, сидя на узлах. Утром мама за небольшую кучку стручков фасоли отдала золотое колечко: советские деньги уже потеряли свою ценность.
К полудню выяснилось, что для перехода через Днестр необходимо предъявить
специальные пропуска. Так как ни у кого их не было,
поступил приказ вернуться в Кишинёв.
Откуда у нас взялись силы – не знаю, но мы вернулись пешком.
Во дворе, в покинутых квартирах, уже орудовали мародёры. Папа выстоял
огромную очередь за пропусками, которые никогда у нас больше не спрашивали.
Он узнал, что к станции Ревака подаются теплушки для эвакуации желающих.
На следующий день, 12 июля 1941 года, мы туда пешком и подались. Папино учреждение эвакуировали в Тирасполь, и мы стремились туда попасть. Действительно, папа
там нашёл своё начальство, получил расчет; ему было сказано, чтобы дальнейшую свою судьбу и судьбу семьи он решал самостоятельно. Предстояла эвакуация...
c сайтa dorledor.info